Сандерс Э.П. - Иисус и иудаизм

Второй конкретный пункт противостояния — помимо готовности Иисуса нарушать закон (хотя и неумышленно) — это определение царства. Для иудаизма царство всегда было царством Израиля. Иисус, акцентируя его определение как Божьего, внес фундаментальное изменение, означавшее разрыв с еврейским национализмом (р. 86—98). Однако это фундаментальное противостояние опять-таки было скорее неявным: «С идеей царства Божьего универсализм Евангелия в зародыше уже представлен» (р. 94). «И хотя он уверенной, но мягкой рукой высвобождал религию из ее древних форм, он, тем не менее, не создавал никаких новых форм, ничего материального, что могло бы стать между Богом и Его учениками» (р. 108) 15.

Несмотря на жесткое противостояние по этим пунктам — непримиримую ненависть книжников и фарисеев к Иисусу из-за их фундаментальной религиозной несовместимости, неявное аннулирование закона Иисусом и начатую им универсализацию религии — смерть Иисуса не была, по мнению Буссета, результатом ни того, ни другого, ни третьего. Буссет отмечает, что в Иерусалиме место книжников и фарисеев заняли первосвященники и другие оппоненты Иисуса (р. 16), и утверждает, что причиной смерти Иисуса были мессианские притязания, угрожавшие иерусалимской иерархии, а не книжникам и фарисеям (р. 17). Таким образом, содержание диспутов по важным религиозным вопросам фактически не повлияло на исход публичной деятельности Иисуса. Нить, которую искал Швейцер, отсутствует. Как историческое объяснение, работа Буссета терпит фиаско по всем пунктам. Он не дает правдоподобного объяснения противостояния между Иисусом и другими еврейскими учителями. То противостояние, которое описано, основано на вызывающей сожаление клевете и вводящей в заблуждение характеристике иудаизма и в любом случае никак не связано с последующими событиями. Повод для суда над Иисусом и предания его смерти указан без каких-либо обоснований, Буссет даже не пытается объяснить, почему мессианские притязания должны привести к смерти.

Думаю, что книгу Бультмана о Иисусе 16 — помимо стандартного и правильного наблюдения, что Бультман работал, главным образом, в экзистенциальных категориях, — лучше всего объяснить тем, что он был студентом Буссета и испытал шок от некоторых выводов Швейцера.

Бультман и Додд предлагают главные ответы на теорию «радикальной эсхатологии» Швейцера. Ответ Додда — «осуществленная эсхатология» 17, ответ Бультмана — экзистенциальная эсхатология (царство, действительно, всецело будущее, но оно определяет настоящее; его главная особенность в том, что оно требует решения; см. р. 51 f.). Однако Бультман, в отличие от Додда 18, не упоминает Швейцера как автора, позиция которого заслуживает серьезного рассмотрения 19. Несмотря на это, возражения Швейцеру явно просматриваются. Иисус не был апокалиптиком (р. 39), и этика Иисуса не была этикой переходного времени (р. 127—129). В определении царства Божьего принято во внимание определение его как будущего (на чем настаивают Вайс 20 и Швейцер), но при этом убирается конкретный смысл 21. Утверждение, что царство наступает, всегда присутствует в этом слове 22, ставит каждого человека во всех поколениях перед его собственной историчностью 23 и всегда требует решения. Здесь мы имеем дело с творчески-богословским использованием работ Вайса и Швейцера, и способность Бультмана творчески подойти к предсказанию будущего наступления царства — один из его главных вкладов в историю новозаветного богословия. С моей стороны, это искренняя, но не очень высокая похвала. Поскольку очевидно, что интерпретация Бультмана лишает провозглашение царства того единственного смысла, которое оно могло иметь в то время, когда жил Иисус. Как только оно становится вневременной истиной (даже если, в терминологии Бультмана, всегда имеет место в «истинной истории»), оно выпадает из своего конкретного исторического окружения.

Главное достижение Швейцера — понимание необходимости искать внутреннюю связь между учением Иисуса и его смертью — Бультманом не обсуждается, но неявным образом отрицается, причем способ, которым это делается, очень напоминает позицию Буссета. Как и в книге Буссета, значительная часть книги Бультмана посвящена определению различий между учением Иисуса и остальной частью иудаизма, и, подобно Буссету, Бультман не находит никакой внутренней связи между противостоянием учения Иисуса иудаизму и причиной смерти Иисуса. Инициированное Иисусом движение, вход в Иерусалим и его смерть объяснимы лишь в том случае, если Иисус «говорил как мессианский пророк» 24. (Бультман, в отличие от Буссета, не решается сказать, что Иисус притязал на титул «Мессия» 25.) Таким образом, детальный анализ учения Иисуса и его противостояния иудаизму не объясняет ни исторических обстоятельств, приведших к его смерти, ни возникновения христианства. Кроме того, не объясняется, почему говорить, как мессианский пророк — значит совершить столь тяжкое преступление, что оно должно было повлечь смерть.

Некоторые из пунктов, в которых Бультман находит отличие Иисуса от иудаизма, повторяют сказанное Буссетом. Так, по мнению Бультмана, борьба с законом не была явной: если бы Иисус возражал против закона, позиция ранней церкви была бы необъяснимой (р. 62 f.). Иисус отличался только тем, как он интерпретировал закон (р. 64). Оказывается, однако, что, не ставя перед собой такой цели (и, очевидно, не подозревая о ней!), Иисус фактически нападал на закон: «В такого рода полемике [как Мк. 7:9—13] Иисус, очевидно, намеревался выступить только против конкретных интерпретаций Ветхого Завета, принадлежавших книжникам. Фактически же он возражает не только против целой группы ветхозаветных законов, но и против самого Ветхого Завета как авторитетного источника формального права» (р. 76). Это почти в точности позиция Буссета. По вопросу о национализме или универсализме царства точка зрения Бультмана имеет, по сравнению с Буссетом, больше нюансов. Бультман считает, что Иисус ломает национальную исключительность («принадлежность к еврейскому народу не дает права на участие в царстве», р. 45), но и универсализм также отвергается.

Царство — это эсхатологическое чудо, и тем, кому оно предназначено, оно предназначено не из-за их человеческих качеств, а потому, что они призваны Богом. Начнем с того, что еврейский народ призван, и связь Царства с еврейским народом яснее всего показывает, насколько далека от универсализма мысль о Царстве, в какой степени сводятся к нулю всякие человеческие притязаний на Бога; ибо призвание народа зависит только от выбора Бога. С другой стороны, избегается и националистическая интерпретация, так как призыв к покаянию направлен к избранному народу, и этот призыв отвергает всякое индивидуальное притязание, основанное на факте принадлежности к этому народу (р. 46 f.).