Сандерс Э.П. - Иисус и иудаизм

Таким образом, предложенная Тиллихом интерпретация богочеловечества Христа исключает необходимость приписывать ему знание будущего и тем самым вступать в противоречие с его же собственными словами, зафиксированными в евангельском предании.

Из сказанного выше не следует, что открываемый богословием Тиллиха путь к разрешению конфликта между христианским богословием и новозаветной библеистикой — единственно возможный, и что в рамках православной или католической догматики решения этой проблемы не существует 29. Но пример Тиллиха показывает, что у христианского богословия есть реальные возможности для развития. Вот только осуществимы ли они? Разве это не утопия? Кто в наше время властен изменить хоть одну йоту в догматическом вероучении? Действительно, в этой тонкой сфере необходима чрезвычайная осмотрительность. Но религиозное сознание и само по себе очень консервативно. Новые идеи никогда не смогут произвести в нем революцию. И даже самые жизнеспособные из этих идей могут проникнуть в него лишь исподволь: новое в течение долгого времени должно су шествовать бок о бок со старым, например, в качестве факультативного комментария. Но возможность изменений асе же остается. И если христианскому богословию суждено развиваться, его развитие не смогут остановить никакие консерваторы.

- - - - - -- - - - - -- - - - - -

29 Например, по мнению М. Скабаллановича (а к мнению автора центральной статьи выходившей в 1900—1911 гг. Православной богословской энциклопедии стоит прислушаться]), решение, кажется, возможно на почве строгого разграничения во Христе знания человеческою и божественною. Божественное не могло пользоваться органами человеческого..., а потому последнее не могло совпадать с первым и по объему. Всеведение Сына Божия не могло укладываться в рамки телесно-духовного знания Сына человеческого, а имело для себя другой, более подходящий орган» (Указ. соч. С. 363).

До сих пор, говоря о конфликте между христианским богословием и новозаветной наукой, мы больше пели за упокой, чем за здравие. Но теперь у нас есть все основания закончить статью на оптимистической ноте — словами Альберта Швейцера, стоявшего у истоков новозаветной науки:

«Когда обе мои работы о жизни Иисуса мало-помалу приобрели известность, ко мне со всех сторон начали обращаться с вопросом: какое значение может иметь для нас эсхатологический Иисус, живший ожиданием конца света и сверхъестественного Царства Божьего? Я и сам во время работы постоянно думал об этом. К чувству удовлетворения оттого, что мне удалось разрешить так много исторических загадок, связанных с жизнью Иисуса, примешивалось мучительное сознание, что эти новые исторические факты причиняют беспокойство и создают трудности для христианской веры. Я успокаивал себя, однако, знакомыми с детства словами апостола Павла: “Мы не сильны против истины, но сильны за истину” (2 Кор. 13:8). Так как правда — это основа всего духовного, всякая правда означает, в конечном счете, какое-то приобретение. Истина при всех обстоятельствах ценнее, чем не-истина, и для исторической истины это справедливо так же, как и для любой другой. Даже если она кажется чуждой религиозному чувству и поначалу создает для него трудности, она никогда не сможет причинить ему вреда; в конечном счете религиозное чувство становится лишь более глубоким» 30.

- - - - - -- - - - - -- - - - - -

30 А. Швейцер. Жизнь и мысли. С. 32.