Георгий Михайлов - Нравственный образ истории

Потребность в новом самозванце была так велика, что никто не стал требовать особых доказательств. Наглости авантюриста оказалось вполне достаточно. Поляки видели, кто он такой, но поддержали его с большой охотой. Украинский гетман Меховецкий и донской атаман Заруцкий признали Вора первыми, и кроме них, вождями нового движения сделались паны польские: Рожинский, Валавский, Тышкевич, Хмелевский, Будило, а также князь Адам Вишневецкий, отлично знавший Дмитрия I, и знатнейший воевода Ян-Пётр Сапега (родственник знаменитого канцлера Льва Сапеги). Кроме них, в новой войне с Московией отличился полковник Лисовский. Жестокость членов его банды, так называемых «лисовчиков», вошла на Руси в поговорку.

Тянулись к новому Лжедмитрию и русские «севрюки» (люди Земли Северской), и казаки, и беглые холопы, и разная голытьба. Донцы, возглавляемые Заруцким, взамен повешенного «Петра» привели к Самозванцу его якобы брата «Федьку», но Вор не полюбил «племянника» и приказал «Федьку» убить. «Однако, - пишет С.М.Соловьёв, - казакам [с тех пор] понравились самозванцы: в Астрахани объявился царевич Август, потом князь Иван, [который] сказался сыном Грозного от Колтовской... царевич Лаврентий, [который] сказался внуком Грозного от царевича Ивана». В степных юртах нашлись царевичи: Феодор, Ерошка, Гаврилка, Мартынка - все «сыновья» Царя Феодора Иоанновича, во Пскове - вор Сидорка, о котором нам ещё придётся говорить, и прочие, имя им легион.

«Разноплеменные, - пишет А.Д.Нечволодов, - и разнородные отряды, стекавшиеся к Вору, получили более или менее основательное воинское устройство лишь к весне 1608 года, причём начальники этих отрядов считались с лжецарём [цариком] лишь настолько, насколько им это было выгодно».

Меховецкий надеялся стать гетманом воровского войска, но с прибытием более знатного Романа Рожинского уступил первенство. Новоизбранный гетман Рожинский повёл ляхов и казаков на Орёл, где Заруцкий с 5000 донцов уже ждал их. Почти вся Северская Земля, за исключением Брянска и Карачева, крепко занятых воеводами Шуйского, покорилась Самозванцу.

Потерпев неудачу сходу, Вор не рискнул осаждать Брянск и до весны 1608 г. пробыл в Орле. Оттуда он отправил Лисовского поднимать против Шуйского рязанцев. Рожинский под Болховым 1 мая разбил войско бездарного царёва брата Дмитрия, после чего двинулся прямо на Москву. У реки Незани (меж Москвой и Калугой) воровскую рать готовились встретить князья Скопин-Шуйский и Иван Никитич Романов. Но у них в войске, говорит летописец, «нача бытии шатость: хотяху Царю Василью изменити князь Иван Катырев, да князь Юрьи Трубецкой, да князь Иван Троекуров и иные с ними». В результате чего войско было отозвано назад, в столицу.

Полки Самозванца подошли к Москве почти беспрепятственно и стали от неё в 13 верстах, в селе Тушино, заняв угол между реками Москвой и Всходней, между Смоленской и Тверскою дорогами. Лисовский, с переменным успехом «погулявший» по Рязанской земле, набрал, тем не менее, 30000 разбойных людей и с ними бесчинствовал в окрестностях.

Очень скоро гетман Рожинский убедился, что овладеть Москвой ему не удаётся. В битве на Ходынском поле 25 июня Михаил Скопин-Шуйский нанёс ему большой урон. Войска Тушинского вора отошли, и в войне наступило долгое затишье.

Пока происходили манёвры армий и битвы, дипломаты Сигизмунда III пытались вызволить из плена князя Мнишека, Марину, польских послов Олесницкого с Гонсевским и всю свиту (около 375 человек). Переговоры затянулись до Ходынской битвы, после которой на три года Государи обеих держав заключили перемирие. Шуйский обязался выпустить всех поляков; Сигизмунд - не поддерживать никаких самозванцев; а Марина чтоб не смела величать себя «Русской Царицей». Король обещал также отозвать от Тушинского вора гетмана Рожинского и остальных поляков, но сделать это было труднее, чем сказать. Дело в том, что незадолго до того в Польше шляхта, во главе с паном Зебржидовским, объявила рокош королю (то есть взбунтовалась). После подавления рокоша многие вельможи, в том числе Зборовский, Стадницкий, Рожинский, опасаясь мести Сигизмунда, покинули родину и теперь не собирались оставлять Тушинский лагерь. Тем паче полковник Лисовский - «изгнанник из отечества и чести своей осужден», как писали о нём сами поляки.

Марину Мнишек стали отправлять домой в Самбор. Ехать она не желала. Ей хотелось в Кремль, на Московский престол. А замуж - всё равно за кого, хоть за пожилого Шуйского. Он был тогда не женат. Уже сразу после убийства «Лжедмитрия» Юрий Мнишек предложил руку дочери новому Царю. Но Шуйский успел выбрать другую невесту, юную княжну Буйносову-Ростовскую.

Отряд, сопровождавший бывших заложников из Ярославля, двигался тайными просёлками, в обход Смоленской дороги. Тем не менее, Вор узнал о их движении и послал Зборовского на перехват. Две тысячи польских всадников легко одолели сопротивление русского конвоя; да он и не сопротивлялся особенно, зная настроение пленников. Марина с отцом жаждали предаться Вору. Воевода Сандомирский задумал получить с царика за признание его Марининым мужем огромные деньги. Посол Олесницкий был заодно с Мнишеками, Гонсевский и другие поляки спешили домой. Их вместе с русским конвоем тушинцы отпустили, и они благополучно добрались в своё отечество. Те же, кто решил остаться и бороться за Русский престол, попали в желанный плен. И почти в то же время, во второй половине августа 1608 г., на пополнение армии Самозванца из Польши выступил Ян Сапега.

«16 сентября, - пишет А.Д.Нечволодов, - состоялась в присутствии всего воровского войска нежная встреча мнимых супругов - Марины и Вора, а через четыре дня ксёндз-иезуит тайно обвенчал их». Это данные самих иезуитов. По другим историческим сведениям, встреча «супругов» не была столь идиллической. Потому что, во-первых, Вор был крещён Православным чином; а во-вторых, как потом выяснилось, он вообще оставался тайным иудеем. Юрий Мнишек за 300000 рублей и права на владение четырнадцатью Северскими городами уступил Самозванцу дочь, после чего уехал в Польшу. Сама же Марина ещё торговалась. Есть мнение, что она согласилась признать Вора мужем (разумеется, без повторного венчания) с тем условием, чтобы с ним не сожительствовать. Предметом её симпатии с первых дней стал донской атаман Иван Мартынович Заруцкий. По описаниям современников, красота Заруцкого была неотразима, и в войске он имел огромное влияние. Именно с ним, после смерти Вора, Марина сошлась в открытую, и ребёнка, родившегося тогда же («ворёнка Маринкина»), Заруцкий лелеял, как своего. Но не будем гадать о его действительном отцовстве. Во всяком случае, самого царика поляки подчёркнуто презирали, а с Мариною были учтивы.