История Авиации 2000 06

Из всеобщего единообразия выпадали несколько столичных кварталов, где жили видные партийцы и чиновная элита, но рядовых жителей туда попросту не пускали. Повсюду стояли памятники в честь многочисленных революционных событий и вех в жизни вождя – где он бывал, останавливался, думал и высказывался, монументы в честь его идей, самым колоссальным из которых был стометровый шпиль вблизи Пхеньяна, гранитные блоки для которого в знак почтения были доставлены вручную, чтобы на них не садилась пыль и выхлоп от машин. Преимущество идей чучхе должно было ощущаться во всем: в столице соорудили самый большой в мире стадион более чем на четверть миллиона человек, грандиозные парки и первоклассные дороги, по которым можно было нестись по городу со стокилометровой скоростью! Города и селения поражали чистотой и порядком, каждодневно наводившимся жителями ближайших домов, за каждым из которых был закреплен свой метр улицы или тротуара. Даже дорожное движение управлялось не светофорами, а множеством девушек-регулировщиц, как объяснялось, «из экономии и для украшения города». Так же организованно и массово проходили праздники, тщательно отрепетированные и оттренированные.

Повод, перед лицом которого необходимо было демонстрировать подобную сплоченность, был, что называется, под рукой – поддерживаемая американским империализмом Южная Корея, вынашивавшая коварные планы против социалистической «Страны Утренней Свежести». В КНДР искренне верили, что там, за 38-й параллелью, царят настоящие ужасы: повальная нищета, голод и бесправие, избавить народ от которых – их священный долг, В том, что в 1950 г. такая попытка уже предпринималась, пропаганда не признавалась, именуя ту войну «агрессией империалистов и их марионеток».

Под лозунгами объединения отечества и освобождения соплеменников, людей готовили к массовому героизму и самопожертвованию. Находившаяся в постоянной готовности к войне КНДР предельно милитаризировалась: повсюду размещались гарнизоны, армейские склады и парки с техникой, то и дело на улицах и дорогах встречались танки и тягачи с пушками. Концентрация войск достигала предела на юге у границы, где солдат было едва ли не больше, чем гражданского населения. Не ограничиваясь развернутыми у границы обращенными на юг гигантскими пропагандистскими плакатами и лозунгами, от слов, время от времени, переходили к делу: ежегодно на юг засылались диверсанты, а самой известной из таких групп удалось даже достичь резиденции президента в Сеуле. В ожестовенном бою под ее стенами тогда погибли 34 южнокорейских полицейских, военнослужащих и случайных прохожих, но там же полег и почти весь отряд из 31 лазутчика. Всего за последние 18 Лет такие попытки предпринимались не менее 20 раз.

О другой особенности страны предупреждали еще в ходе инструктажа в «десятке»: не стоило высказываться о положении в КНДР и (упаси Бог!) о ее вождях, хотя бы на такие разговоры и вызывали собеседники. Вокруг царила бдительная система надзора и контроля – краеугольный камень северокорейского образа жизни, помноженного на традиционное неприятие европейцев и непрощенную «измену идеалам социализма» после смерти Сталина. Нелояльность носителя «нездоровых мнений» тут же обнаруживалась, и иностранца живо высылали из страны.

Служба государственной безопасности в Северной Корее работала хотя и грубо, но очень четко: несмотря на то, что у каждого из офицеров группы был фотоаппарат, случайно сохранился только один-единственный снимок.

С другой, непредвиденной, особенностью офицеры группы в буквальном смысле столкнулись в первый же день на улице – по местным правилам все повороты на перекрестках, в том числе и левые, выполнялись из крайнего правого ряда, а преимуществом обладала та машина, которая была больше. Из их автобуса, протараненного грузовиком, двоих сразу пришлось отправить домой в госпиталь. На месте пришлось считаться со строгой секретностью: нашим специалистам не был известен даже номер и название полка, в который они прибыли, появляться на аэродроме можно было не всюду, и только в сопровождении местных военных.

Что до боевой подготовки, то она велась всерьез и с полной отдачей. В стране, обладавшей передовым учением, и ВВС должны были находиться на мировом уровне. По опыту минувшей войны было оборудовано множество аэродромов, позволявших осуществить развертывание авиации, ее вывод из-под удара и маневр силами. На дорогах встречались расширенные до 15-20 м бетонированные участки в пару километров длиной, приспособленные для работы самолетов. Особенно много авиабаз и площадок подскока находилось вблизи 38-й параллели. Недостаток средств не позволял защитить технику бетонными капонирами, и на первый план выдвигались рассредоточение и маскировка, которой у корейцев можно было поучиться. ВПП и стоянки, пряча от глаз противника, располагали среди лесистых сопок и перелесков, обязательным было устройство ложных стоянок с макетами самолетов и камуфлирование объектов всевозможными методами, от маскировочных сетей до убираемых «зарослей» и «скал». В полку, менявшем Су-7БМК на Су-25, для новых штурмовиков в ближней сопке выдолбили огромную пещеру, плотно закрывавшуюся воротами. В штольне 20-метровой ширины могли поместиться самолеты всего полка, туда въезжали заправщики и АПА и под гранитными сводами можно было вести полную подготовку машин, появлявшихся наружу только для вылета. Укрытие замаскировали настолько искусно, что и с аэродрома его невозможно было заметить, и даже нашим офицерам секрет его нахождения поначалу не доверяли. Между стоянками и рулежками была высеяна кукуруза, за непроглядной зеленой стеной которой и вблизи ничего было не разобрать. Неподалеку так же прятались позиции прикрывавших базу зенитчиков.

Избыток рабочей силы позволял просто решать многие вопросы. В авиации был принят поэкипажный метод: за каждым штурмовиком закреплялись семь-восемь механиков и техников, занимавшихся своими системами. При таком количестве одновременно работавших рук и традиционно восточной добросовестности самолет готовился очень быстро. К частым инспекциям и проверкам не принято было специально готовиться, наводя показной глянец. Проблемы и задачи обсуждались общим собранием всей части, проходившим достаточно непринужденно. Каждому из солдат и младших офицеров давали слово и к дельным мыслям руководство прислушивалось. «Демократический централизм» имел, однако, свои рамки: летчики и поведением, и условиями жизни резко отделялись от технического «сословия», а уличенный в безответственности или серьезных промашках попросту больше не появлялся, и спрашивать о его судьбе было бесполезно – в части о нем никто не слыхал, и даже не знал прежде…