История авиации 2003 04

После выписки из госпиталя Тимофей Пантелеевич попал в 18-й ЗАП 4-й авиабригады, находившийся в Казани, и сразу же начал переучивание на Пе-2: «СБ забыли, только Пе-2! Я на этот Пе-2 чуть ли не молился.

Это был САМОЛЁТ! Многие летчики его боялись, а я очень любил. Я был шибко ретивый, поэтому переучивание заняло у меня немного, месяца четыре, а по полетному времени часов 40–50. В ЗАПе отрабатывали много упражнений, полный курс боевого применения: бомбардировку с пикирования (это был основной вид бомбометания), горизонтальное бомбометание, но это меньше. Стреляли по наземным целям и по конусу курсовыми пулеметами. Кроме того, по конусу стреляли стрелки и штурманы. Слетанность звена отрабатывали. "Плотно" учились, не то, что в училище. Полигон с аэродромом совсем рядом был, буквально только взлетел — и бомби. Бомбили обычными бомбами, не учебными. Все полеты делались полным экипажем. Я до этих полетов жадный был, хотел на фронт быстрее попасть. Через четыре месяца прилетели "купцы" и отобрали меня в свой полк, в котором и прошел до конца войны, и который к концу войны стал 36-м Гвардейским орденов Суворова и Кутузова Берлинским бомбардировочным авиаполком.

Полк тогда воевал на 1-м Украинском фронте и участвовал в тяжелых боях. Начал я в нем рядовым летчиком, старшим сержантом, и закончил войну командиром звена, офицером. В полку были три эскадрильи по девять самолетов, звено управления (три машины) и ещё три — четыре бомбардировщика в резерве. Итого 33–34 самолета. С 1944 г. каждый авиаполк уже имел в резерве до 10 машин, тогда стало минимум 40 самолетов на полк. Самолеты в полк шли с двух заводов, Казанского и Иркутского. Отличались только окраской, в остальном абсолютно одинаковые машины».

Последнее время стало модно ругать советскую боевую технику, не остался в стороне и Пе-2, который критикуют за строгость в управлении, вроде бы недостаточную боевую нагрузку, слабое вооружение, недостаточную защиту — и бог весть ещё за что. Однако, следует, наверное, прислушиваться в первую очередь к людям, которые летали и воевали на этом замечательном самолёте. У Тимофея Пантелеевича же мнение о пикировщике Петлякова сугубо положительное, а страх и неуверенность многих пилотов перед «пешкой» он объясняет недоученностью лётного состава: «Когда у тебя всего 5 — 15 часов налета на бомбардировщике, то такого скоростного и мощного "зверя", как Пе-2, "укротить" очень трудно. Отсюда и боязнь…» 2*

Но в руках опытного пилота это была «очень удобная, отличная машина для боя. Невероятно сбалансированный самолет. Обзор хороший. Вперед и вбок очень хорошо. Назад, понятно, обзора не было, назад штурман и стрелок-радист смотрели. Оборудована была прилично. По сравнению с другими нашими машинами, просто великолепно, весь комплекс пилотажных приборов. По тем временам, нам казалось невероятное изобилие приборов: и авиагоризонт, и гирополукомпас к магнитному компасу, и т. д. У летчика был коллиматорный прицел ПБП, прицел обеспечивал как прицеливание при пикировании, так и стрельбу из курсовых пулеметов. У штурмана был прицел ОПБ (оптический). Хорошие прицелы высокую точность попадания обеспечивали. Бронестекол не было, плексиглас. У летчика была очень надежная бронеспинка, с броненаголовником; кстати, он обзору назад в основном-то и мешал. Сиденье у летчика очень хорошо регулировалось, вперед-назад и вверх-вниз».

2* Аналогичные случаи бывали и в вооружённых силах других стран. Например, в США бомбардировщик В-26, имевший значительную нагрузку на крыло, и поэтому очень строгий в управлении, особенно на взлёте и посадке. Соответствующее у него было и прозвище «фабрика вдов». Однако, после того, как было уделено должное внимание обучению пилотов, количество аварий и происшествий резко уменьшилось. Об истории германского Ме210/410 мы уже писали, раньше.

Всё, спасибо медицине, к боям и полётам годен без ограничений. Тимофей Пунёв под крылом бомбардировщика перед вылетом на задание. Весна 43-го. К моменту возвращения из госпиталя на фронт Тимофея Пунёва, Пе-2 — самолёт его мечты — заметно изменился. Возросший полётный вес потребовал установки новых двигателей ВК-105ПФ, которые несколько улучшили скоростные характеристики «пешки». Но самое главное — была радикально улучшена обороноспособность пикирующего бомбардировщика, получившего турельную установку ВУБ-1, оснащённую мощным крупнокалиберным пулемётом Березина.

Ещё Тимофей Пантелеевич особо отметил высокую живучесть Пе-2. «После того, как меня сбили на СБ, меня уже больше не сбивали, по большому счёту даже возвращаться исколоченным (на честном слове и на одном крыле) тоже не приходилось, везучий я был. Бывало, приходили то с дырками в плоскости, в пробоинах весь — натурально решето, то шайбу отбило, то полстабилизатора отвалило. И приходила машина, и садилась. Зажечь Пе-2 было непросто. У Пе-2 были протектированные баки, протектор хорошо затягивал — не всякая пуля смертельна. Дальше, система НГ (нейтрального газа). Штурман при входе в зону огня (а некоторые сразу после взлета), переключает рычаг НГ и начинает в баки засос от выхлопа, заполняя пустое пространство баков инертным газом». Я, конечно, сразу спросил о количестве пробоин, которые привозили экипажи, и получил несколько необычный ответ: «Мы народ суеверный, подсчитывать пробоины считалось дурной приметой. Но я тебе говорю, бывало, возвращался не самолет, а решето».

Иногда боевые повреждения были такими, что приходилось сажать бомбардировщик «на брюхо», по словам Тимофея Пантелеевича, такая посадка отнюдь не была фатальной для экипажа: «На брюхо? Садились. Для летчика достаточно безопасно, насколько такая посадка может быть вообще безопасной. Главное, не садиться на горящем, а то при посадке баки могли рвануть. Ремонт? Запросто. Если садился на более-менее ровное поле, то его поднимали и через несколько дней, смотришь, уже летает». Не миновала «чаша сия» и героя нашего повествования. «Приходилось. И во время войны, дважды, и после — один раз. Причем после войны, с горящим двигателем, повезло — не взорвался. Я везучий. Оборвало шатун. Машина уже была старенькая, капитально изношенная. Долетывали. На "пешке" я уже не прыгал. Я был такой "ухарь купец" — всегда дотягивал до своих. Ни хрена у них не выходило меня сбить».

Кислородным оборудованием пользовались очень редко: «…выше 4000 м практически не летали, а там молодому здоровому парню кислород не нужен. Но, оно всегда было наготове. Работало надежно».