Авиация и космонавтика 1996 03

Что же касается боевого применения, то новая система, сулившая вроде бы расширение диапазона условий выполнения атак по наземным целям, ничего не дала и даже "отрезала" все прежние достижения, связанные с использованием для боевого применения сложных видов маневра.

Государственные испытания начались, но никаких новых данных о технике пилотирования самолета Су-17 с широким использованием всего диапазона углов стреловидности не поступало. Проводить же испытания своими силами мы не имели права, да и не могли, так как не располагали их методиками.

Но что-то нужно было делать. И достаточно хорошо освоив самолет, выполняя простой пилотаж и боевое применение на всех дозволенных режимах, я "контрабандой" решил все-таки выполнить фигуры сложного пилотажа, которые формально и не были запрещены.

После выполнения уже освоенных виражей, боевых разворотов я выполнил две бочки. Действительно, отличий от Су-7 не обнаружил. Теперь была очередь за переворотом. На нисходящей ветви я установил перегрузку 5 единиц. Самолет достаточно устойчиво выполнял фигуру, но недоставало чего-то, к чему привык на Су-7. Повторил переворот в правую сторону и уже внимательнее "прислушался" к поведению самолета и тут меня осенило: на Су-7 при перегрузке 5 начиналась легкая тряска, которую мы рекомендовали летчикам использовать в качестве индикатора оптимальной перегрузки. На Су-17 тряски не было. Чуть увеличил перегрузку - не появилась. После переворота осторожно, не превышая перегрузку 5, выполнил петлю. Тряска не обнаружилась. А нужно было ее прощупать. Решил, что самым безопасным местом будет положение, года буду подходить к верхней точке петли. Когда на второй петле до верхней точки осталось градусов 20, я плавно начал тянуть ручку на себя, увеличивая перегрузку. И вдруг совершенно неожиданно вместо ожидаемой тряски, которая так и не появилась, я обнаружил, что самолет начал энергично вращаться вокруг продольной оси и вместо петли непроизвольно выполнил полупетлю. Вращение я остановил, отдав ручку от себя, и тут же удовлетворенно отметил, что подспудно ожидаемые мной существенные отличия в выполнении фигур сложного пилотажа проявились и несли элемент явной опасности: летчики, привыкшие на Су-7 спокойно тянуть ручку на себя, зная, что тряска подскажет, когда нужно остановиться, на Су-17 могут неожиданно сорваться в штопор. _

Положив начальнику Центра о результатах полета и порекомендовав продолжать воздерживаться от выполнения сложного пилотажа, я позвонил в боевую подготовку ИБА штаба ВВС и попросил их связаться с фирмой, чтобы они прислали к нам того испытателя, который выполнял на Су-17 сложный пилотаж и записал в инструкцию фразу, приведенную мной ранее. Вскоре испытатель прибыл. Я как раз в это время находился на аэродроме, на полетах, и его привезли для встречи со мной сюда. Я спросил его, на каком основании в инструкции записана фраза о том, что отличий в выполнении пилотажа на Су-17 от Су-7 нет. Он ответил, что этого не делал и что он вообще пилотаж не выполнял. "Зачем же вы приехали? Я же просил прислать того, кто выполнял пилотаж." Он как-то неуверенно ответил, что того сейчас на фирме нет. "А вы летаете на Су-17?" - спросил я его. Получив утвердительный ответ, я предложил ему сесть в самолет и выполнить то, что выполнил сам. Испытатель выполнил мои рекомендации, а после полета признал, что я прав и выполнение фигур пилотажа на Су-17 с Су-7 разницу имеет. Тогда я снова, в лоб, повторил первый свой вопрос: кто и почему записал в инструкции упомянутую фразу. Поняв, что я не успокоюсь, пока не получу ответа, он признался: "Мы сложный пилотаж на Су-17 не выполняли. Было некогда." Вот теперь все стало на свои места. Оказалось, что первым, кто выполнил пилотаж на Су-17, был я. Это было приятно сознавать, но от этого не стало легче. Ведь, строго говоря, допускать такие вольности в инструкции нельзя.

Если система вооружения на Су-17 по существу осталась такой же, как на Су-7, то в оборудовании появились новшества. Во-первых, это была навигационная система, работающая от наземного радиомаяка. Она выдавала летчику текущую информацию об азимуте и дальности относительно радиомаяка, расположенного в районе аэродрома. При нанесении на карту координатной сетки летчик в любой момент мог определить свое положение на местности. Это было большим достижением, так как на протяженных этапах полета (особенно, боевого) позволяла летчику не вести постоянную ориентировку.

Во-вторых, это была посадочная система, которая выдавала летчику на посадочном курсе обобщенную информацию на "нуль-индикатор". Эта система при надежной работе также способна существенно разгрузить внимание на посадочном курсе, сведя действия к удержанию перекрестья стрелок внутри центрального кружка. Более того, обе эти системы, по идее, могли подключаться к системе автоматического управления (САУ), которая заменила очень ненадежный автопилот, появившийся на последних сериях Су-7.

Если навигационную часть мы стали использовать сразу, то с посадочной пришлось повременить, так как она технически еще не была обеспечена: не имелась необходимой документации, чтобы технический состав освоил ее эксплуатацию. Да и для летчиков исчерпывающих рекомендаций не было. Но система, в общем-то, работала. Поэтому, я не стал ждать, когда она будет отлажена, и при заходах на посадку в простых метеоусловиях стал включать ее, пилотируя по "нуль-индикатору", сверяя точность выдерживания курса и глиссады с индикаторами старой системы и визуально. Первые опыты, вроде бы, убедили, что система дает верные показания. После этого, естественно, возникло желание попробовать выполнить заход в автоматическом режиме. Приняв меры предосторожности, выйдя на посадочный курс на максимальном удалении, а, следовательно, и высоте, вколючил автопилот и освободил ручку управления, не снимая, однако, с нее руки. Самолет сразу потянуло вниз под глиссаду. Выключил САУ, сбалансировал самолет триммером и снова перешел на автоматическое управление. И снова САУ "потянуло" машину под глиссаду. Это уже было опасно. Повторил то же самое на других самолетах: эффект тот же. Значит тут таился не случайный дефект, а общий. Дальнейшие эксперименты с САУ я прекратил, но в ручном режиме пользоваться индикатором продолжал, однако, уверенности в его надежной работе все же не ощущал.

П однажды за все это был наказан. Выполнял я тогда полет по маршруту. Погода стояла сложная. При минимальных значениях нижней границы облаков и видимости. Когда я находился на максимальном удалении от аэродрома, руководитель полетов передал информацию об ухудшении видимости и команду о немедленнрм возвращении на аэродром. Я был от аэродрома дальше всех и возвращался последним. Погода к этому времени ухудшилась настолько, что руководитель полетов не решался выдать в эфир фактическое значение видимости. Я понимал серьезность положения, но, вспомнив, что у меня на борту новая точная система, решил воспользоваться ею, и это как-то сразу вселило уверенность в успехе.