Густав Майринк - Вальпургиева ночь_Ангел западного окна

Мой гость украдкой, очень стараясь не привлекать моего внимания, несколько раз потянул носом, в надежде что-то учуять. Но ни о чем не спросил.

Зато рассыпался в изъявлениях любезности, весьма громогласных и преувеличенных, это было совершенно не похоже на обычную манеру Липотина, неторопливую и осторожную, — он нервничал, даже подергивался. Без причины посмеиваясь и приговаривая «хе-хе», он уселся и опять заерзал, завертелся, перекинул ногу на ногу, суетливо закурил, но вот наконец приступил к делу:

— Ваш покорный слуга в очередной раз прибыл к вам с высокой миссией.

— Кто же облек вас столь высоким доверием? — Я подхватил его напыщенный тон.

Липотин изобразил поклон:

— Разумеется, княжна, уважаемый.

Поневоле пришлось продолжать в той же шутовской манере церемонных великосветских раутов, наш разговор походил на диалог актеров на сцене, представляющих каких-нибудь посланников.

— Да, уважаемый, я прибыл по поручению… моей покровительницы.

— Слушаю вас!

— Моя высокая миссия состоит в том, чтобы приобрести у вас этот… э-э, условно говоря, стилет. Разрешите? — Липотин потянулся к кинжалу, лежавшему на письменном столе. Брезгливо взяв его кончиками пальцев, прищурившись с видом знатока, долго разглядывал и скептически морщился, затем сказал: — Как, в сущности, легко испортить хорошую вещь! Посмотрите, ведь это просто безобразие! Халтура, топорная работа.

— О да, полностью разделяю ваше компетентное мнение. Вещица не представляет значительной художественной или исторической ценности.

Липотин замахал руками чуть ли не в страхе. Испугался, что я наотрез откажу? Он поудобнее уселся и не без труда продолжал все тем же тоном светского льва:

— Итак, повторяю, мне надлежит… э-э… выцыганить у вас эту вещицу. Буду до конца откровенным. Оружие вы не коллекционируете. А вот княжна — другое дело. И она, вообразите, она полагает, — разумеется, я решительно с ней не согласен! — она полагает… гм… что это… кхе-кхе…

— Кинжал, который когда-то пропал из коллекции ее покойного батюшки, — спокойно подсказал я.

— Угадали, угадали! — Липотин буквально подпрыгнул и всевозможными ужимками выразил восхищение моей проницательностью.

— Я с княжной согласен.

— Вот как! Тогда все в порядке. — Он удовлетворенно ухмыльнулся и состроил такую физиономию, словно мы уже ударили по рукам.

Но я спокойно добавил:

— И как раз поэтому кинжал имеет для меня особенную ценность.

— Понимаю! — Липотин закивал головой. — Прекрасно вас понимаю, идешь на сделку — не упускай свой шанс.

Эту реплику, кажется с обидным намеком, я пропустил мимо ушей:

— Я не собираюсь заключать сделок.

Липотин заелозил на кресле.

— Замечательно. Но я и не уполномочен предлагать вам какие-то условия. Гм. Конечно, пытаться проникнуть в ваши мысли было бы с моей стороны бестактностью. Но, видите ли… Княжна, что и говорить, дама капризная. А капризы красивых женщин всегда дают нам шансы. Я советовал бы принести жертву, которой от вас ждут. Советовал бы… э-э, в общем, мне дано поручение, весьма важное… Очень прошу не понять меня превратно! Княжна, разумеется, не деньги предлагает! Какой должна быть награда — это она оставляет на ваше усмотрение. Вы ведь знаете, уважаемый, что княжна, женщина поистине высокого ума и очаровательно прелестная, к вашей особе питает совершенно исключительное расположение. Думаю, вы можете рассчитывать на бесконечно более щедрую награду, если подарите ей эту курьезную вещицу… великодушно удовлетворив дамский каприз.

Впервые за все время нашего знакомства Липотин разразился столь многословной тирадой. При этом он не спускал с меня настороженного взгляда, как видно стараясь наперед прочесть мои мысли, чтобы мигом приноровиться к изменившейся ситуации. Я невольно усмехнулся, заметив его охотничьи уловки.

— Увы, как ни соблазнительны предложения, княжна, которую я, разумеется, весьма глубоко уважаю, расточает их напрасно. Кинжал не принадлежит мне.

— Не принадлежит… вам? — Что-то уж слишком комичным было изумление Липотина.

— Ну да, он подарен моей невесте.

— Ах во-о-т как…

— Да, вот так.

Потомок московских царедворцев сделал новый осторожный выпад:

— Подарки, знаете ли, любят переходить из рук в руки, ни один дар не хочет перестать быть таковым. Вот и этот подарок, мне кажется, уже… вернее, он может в любую минуту, стоит вам лишь пожелать, в качестве залога будущего счастия оказаться в ваших…

А вот это уже слишком. Я сухо оборвал Липотина:

— Правильно. Это мой кинжал. И останется у меня. Потому что ценность его огромна.

— В самом деле? Вы думаете? — В голосе Липотина сквозила насмешка.

— Кинжал представляет огромную ценность лично для меня.

— Помилуйте, уважаемый, да вас-то чем он заворожил?

— Если рассматривать его просто как антикварную вещь, не скажешь, конечно, что это оружие представляет ценность, но если призвать себе на помощь магический кристалл…

Липотин перепугался — побледнел как полотно, любые его старания скрыть замешательство были бы совершенно безуспешны. Он, конечно, и сам это сообразил, потому что весь подобрался и разом изменил тон:

— Что вы хотите сказать? Просто так вы ничего не различите сквозь магический кристалл! Необходим красный порошок! К сожалению, снова раздобыть его я не могу.

— И не нужно, друг дорогой, — перебил я. — У меня, к счастью, кое-что оставалось. — Я принес ониксовую пепельницу и показал Липотину.

— Вам удалось… Самому, без помощи? Не может быть! — Он вскочил и ошеломленно уставился на меня. Страх и изумление на его лице выразились совершенно неприкрыто, поэтому я решил говорить начистоту, не прячась под нелепыми масками:

— Удалось. Я поджег остатки порошка и вдыхал дым. Обошелся без помощи монаха в красном колпаке или вашей.

— Тот, кто дерзнул совершить подобное и остался жив, тот… преодолел смерть, — растерянно пробормотал Липотин.

— Допустим. Для меня важно другое — теперь мне известна подлинная ценность кинжала, его прошлое и будущее. Точнее, есть некоторые догадки и предположения. В общем, давайте считать, что старинные поверья, связанные с этим кинжалом, значат для меня не меньше, чем для княжны или… для вас.

Липотин медленно опустился на кресло. Он уже успокоился, но повадка его вдруг изменилась. Недокуренную сигарету он неторопливо потушил в ониксовой чаше, которая опять стояла на столе как обыкновенная пепельница, не спеша вытащил новую сигарету, закурил, всем своим видом показывая, что подводит некую черту и теперь пойдет совсем другая игра. Несколько минут прошло в молчании, Липотин глубоко затягивался едким дымом русского табака. Я молчал, думая: пусть себе покурит всласть, не стоит торопить события. Липотин мою тактику раскусил и, пряча глаза, сказал: