Джеффри Уэст - Масштаб. Универсальные законы роста, инноваций, устойчивости и темпов жизни организмов, городов, экономических систем и компаний

В перерывах появлялся словно сошедший со страниц Диккенса человек в замызганном длинном кожаном фартуке, с большим грязным железным ведром в руках, к которому железной цепью была привязана обшарпанная оловянная кружка. В ведре было самое дешевое темное пиво Taylor Walker, и мы имели возможность пить его из этой самой оловянной кружки в неограниченных количествах. Нужно ли говорить, что кружку никогда не чистили и даже не ополаскивали перед употреблением. Бог знает, какие болезни я там подхватил; во всяком случае, своей маме я ничего об этом не рассказывал. За все это я получал 1 шиллинг и 11¾ пенни в час, то есть чуть меньше одной десятой фунта (десяти пенсов в современной системе), или около 15 американских центов. Это не так мало, как кажется: с учетом инфляции эта сумма приблизительно соответствует 2,18 фунта (около 3 долларов) в сегодняшних деньгах.

Для пятнадцатилетнего мальчика это был очень неплохой заработок, и за эти два или три летних месяца я накопил достаточно, чтобы устроить себе скромные каникулы с путешествием автостопом и наслаждаться всем, что Лондон мог предложить подростку, в течение остального года. Но если бы я был тридцатилетним мужчиной, содержащим жену и троих детей, бог знает, как бы я сводил концы с концами, даже получая в два раза больше. Условия и перспективы были чрезвычайно мрачными, хотя они, несомненно, улучшились по сравнению с положением, существовавшим на сто пятьдесят лет раньше, когда рабочий день составлял двенадцать часов, а рабочая неделя – шесть дней, и на шахтах и фабриках повсеместно использовался детский труд. Хотя мои политические симпатии были на стороне консерваторов, то, что я увидел в большом городе, на обоих концах экономического спектра, оказало на меня, как и на многих до меня, большое влияние. Многие мыслители, выросшие в уютных условиях верхнего слоя среднего класса, от Маркса и Энгельса до Джорджа Бернарда Шоу и членов Блумсберийского кружка, а также Клемента Эттли и его коллег по послевоенной Лейбористской партии, были шокированы нищетой и лишениями, которые они видели в лондонском Ист-Энде, на ланкаширских фабриках или в угольных копях Южного Уэльса.

Очень легко забыть о том, что тяжелые, антисанитарные условия работы были нормой для многих рабочих задолго до промышленной революции. Все те пороки, которые мы приписываем индустриализации и урбанизации – будь то детский труд, антисанитарные жилищные условия или долгие рабочие часы, – были столь же распространены и в доиндустриальном обществе. Более того, значительное уменьшение младенческой и детской смертности и, следовательно, быстрое увеличение скорости прироста населения было вызвано именно усовершенствованиями, принесенными наукой и Просвещением. Кажущееся ухудшение жизни городского промышленного рабочего по сравнению с жизнью работника сельского отчасти связано с образом бесчеловечной жестокости заводов и шахт, противопоставляемым картине труда на земле, но также с тем, что экспоненциальный рост привел к огромному увеличению масштабов и распространенности этих проблем. Те же доводы остаются в силе и сейчас, когда многим кажется, что жизнь была гораздо приятнее, когда все мы якобы жили в маленьких деревнях и городках и еще не утратили то ощущение общности и взаимосвязанности, по-видимому отсутствующее в суете современного города. Мы вернемся к этому вопросу позже, когда будем говорить о динамике городов, и я покажу, что ускоряющийся темп жизни является неотъемлемым элементом неограниченного роста экономики, на который все мы привыкли полагаться независимо от того, живем ли мы в суетливом городе или в сонной провинциальной деревне.

Обычно считается, что лавры первого человека, осознавшего потенциальную угрозу, создаваемую неограниченным экспоненциальным ростом, и связавшего ее с проблемой ограниченности доступных ресурсов, принадлежат Томасу Роберту Мальтусу. Мальтус был английским священником и одним из первых ученых, внесших свой вклад в недавно возникшие дисциплины экономики и демографии и исследовавших их значение для долговременной политической стратегии. В 1798 г. он опубликовал чрезвычайно влиятельную работу под названием «Опыт о законе народонаселения» [99] An Essay on Principle of Population. Первое русское издание в переводе П. А. Бибикова: СПб.: Типография И. И. Глазунова, 1868. , в которой заявил, что «умножение населения бесконечно превосходит умножение возможностей земли производить пропитание для человека». Он утверждал, что население «умножается геометрически», то есть растет по экспоненциальному закону, в то время как возможности производства продовольствия и снабжения им – лишь «арифметически», то есть увеличиваются в гораздо более медленной линейной прогрессии, и рано или поздно численность населения должна превзойти имеющиеся продовольственные ресурсы, что приведет к катастрофическому краху.

Мальтус заключил, что предотвращение такой катастрофы и обеспечение жизнеспособности населения требуют каких-то мер по регулированию его численности. Такое ограничение может быть следствием «естественных» причин, например распространения заболеваний, голода или войн, или, что более предпочтительно, изменений в социальном поведении, особенно среди рабочей бедноты, в темпах воспроизводства которой он видел корни этой проблемы. Будучи убежденным христианином, Мальтус не особенно приветствовал идею контрацепции и больше ратовал за моральные ограничения, например в форме воздержания, поздних браков и ограничений браков безнадежных бедняков, а также физически и умственно больных. Звучит знакомо, не правда ли? Учитывая глубокие религиозные и нравственные убеждения Мальтуса, вопрос о том, стал ли бы он горячим сторонником массовой стерилизации или свободы абортов, если бы такие возможности существовали в то время, остается весьма спорным. Однако он, несомненно, поддержал бы политику «одного ребенка», проводимую в Китае. Нечего и говорить, что у современных неомальтузианцев нет таких религиозных или этических возражений против искусственного контроля рождаемости, абортов и даже программ стерилизации, если, конечно, они проводятся на добровольной основе.

К сожалению, анализ Мальтуса был понят в том смысле, что бедняки сами виноваты в своих несчастьях, так как упорно продолжают размножаться со слишком большой скоростью. Поэтому было сравнительно легко заключить, что именно это, а не эксплуатация капиталистами, является причиной как их бедности, так и ужасных условий их существования вообще. Из этой идеи классические мальтузианцы делали дальнейший вывод о том, что меры благотворительности и покровительства бедным, как государственные, так и частные, нецелесообразны, так как приводят лишь к увеличению их численности, тем самым еще более способствуя экспоненциальному росту числа бедняков, не способных к самостоятельному существованию, что в конце концов должно привести к банкротству страны. Разнообразные современные версии этого рассуждения нам также хорошо знакомы. Эти идеи неизбежно вызвали бурную дискуссию, не утихавшую в течение следующих двух столетий и, в более широком контексте, продолжающуюся с не меньшей интенсивностью и до сих пор.