Джеффри Уэст - Масштаб. Универсальные законы роста, инноваций, устойчивости и темпов жизни организмов, городов, экономических систем и компаний

Эти и подобные вопросы породили весьма оживленные и продолжающиеся до сих пор дискуссии, начавшиеся вскоре после того, как промышленная революция запустила механизм экспоненциального роста. Переход от обработки земли и кустарного ручного производства к автоматическим машинам и созданию фабрик для массового производства товаров, технологические нововведения и повышение производительности сельского хозяйства, появление новых процессов химического производства и черной металлургии, увеличение эффективности использования гидроэнергетических ресурсов и все более широкое применение пара, стимулируемое переходом с обновляемых ресурсов древесины на ископаемое угольное топливо, – все эти факторы внесли свой вклад в неизбежную миграцию все большего количества людей из традиционных сельских поселений в быстро растущие городские центры, открывавшие, как считалось, более широкие возможности в поисках работы. Этот процесс с не меньшей интенсивностью продолжается по всему миру и по сей день [98] Подробную информацию по этому вопросу можно найти в следующих двух превосходных книгах: G. Clark . A Farewell to Alms: A Brief Economic History of the World. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2008 и I. Morris . The Measure of Civilization: How Social Development Decides the Fate of Nations. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2013. В них обеих высказываются резкие и небесспорные суждения. .

Огромные перемены, принесенные промышленной революцией, породили множество состоятельных промышленных предпринимателей и владельцев заводов, а также возникновение устойчивого и все более влиятельного среднего класса, но участь недавно урбанизированного рабочего класса, будь то на шахтах или на заводах, была ужасной. Вспомним образ Лондона, описанный Диккенсом в «Оливере Твисте»: город, изобилующий преступностью, грязью, болезнями и лишениями, в котором живет в совершенной нищете огромное число рабочих. Городские трущобы, возникшие в результате быстрого роста численности населения и индустриализации, славились своей перенаселенностью, антисанитарией и жалкими условиями жизни.

Таким городом был во многих отношениях Манчестер, центр стремительно развивающейся текстильной промышленности и, следовательно, важный фактор для осуществления британского стремления «править морями», обеспечивающий поставки сырья, в частности хлопка, бывшего подлинным символом промышленной революции. Манчестер стал первым в мире промышленным городом; его население, составлявшее в 1771 г. чуть более 20 тысяч человек, к 1831 г. увеличилось в шесть раз, до 120 тысяч, а к концу XIX в., еще через семьдесят лет, превысило два миллиона. История развития Манчестера стала моделью, которая многократно воспроизводилась – и воспроизводится до сих пор – по всему миру, от Дюссельдорфа и Питтсбурга до Шэньчжэня и Сан-Паулу.

Оглядываясь на мегаполисы прошлого, такие как Лондон и Нью-Йорк, можно заметить, что они имели ту же дурную репутацию, которую получают мегаполисы нынешние, например Мехико, Найроби или Калькутта. Вот как описывались 150 лет назад рабочие манчестерских текстильных фабрик: «ужасная правда заключается в том, что хорошо сложенные мужчины превращаются к сорокалетнему возрасту в непригодных к работе стариков, дети становятся изможденными и искалеченными и тысячи и тысячи их гибнут от чахотки [туберкулеза], не дожив и до шестнадцати лет». Тем не менее, несмотря на беззастенчивую эксплуатацию и ужасные, бесчеловечные условия жизни и работы, эти города стали высокодинамичными, быстро развивающимися многогранными сообществами, открывающими огромные возможности, которые в конце концов превратили многие из них в двигатели мировой экономики. Приблизительно то же самое можно предположить в отношении мегаполисов, возникающих сейчас в Африке, Азии и других частях света. Как пишет американский архитектор и градостроитель Андре Дуани, «в 1860 г. в столичном городе Вашингтоне с населением 60 тысяч человек были неосвещенные улицы и открытые сточные канавы, а по его главным проспектам разгуливали свиньи. Условия жизни в нем были хуже, чем в худшем из наших нынешних городов. Надежда есть».

Говоря о расцвете викторианских мегаполисов и тяготах жизни «рабочей бедноты», я не могу устоять перед искушением и не привести здесь несколько личных воспоминаний. Хотя я родился в английской сельской местности, в графстве Сомерсет, у меня были родственники, жившие в лондонском Ист-Энде, и по странной случайности я провел там несколько лет, когда учился в последних классах средней школы. Ист-Энд возник в результате стремительного расширения Лондона в конце XIX в. и стал одним из самых бедных и перенаселенных районов города, превратившись из-за этого в рассадник болезней и преступности. Вероятно, самым знаменитым из ист-эндских преступников всех времен был печально известный Джек-потрошитель. Поддерживая эту сомнительную традицию, мой сосед по парте, сидевший рядом со мною в двух последних классах этой школы, стал впоследствии самым разыскиваемым преступником Британии. В то время значительная часть Ист-Энда по-прежнему считалась трущобами и все так же источала диккенсовскую атмосферу, особенно в зимние месяцы с их короткими днями, темно-серым небом и спускавшимся на город классическим клубящимся туманом цвета горохового супа – идеальные декорации для какого-нибудь расследования Шерлока Холмса.

Учась в старших классах, я нанимался на летние каникулы чернорабочим на местные пивоварни. Первый такой опыт я получил летом 1956 г., когда мне было пятнадцать лет. Дело было на старой пивоварне Taylor Walker в районе Лаймхаус, расположенном рядом с доками на северном берегу Темзы, который пользовался тогда особенно дурной славой даже по сравнению с другими частями Ист-Энда. Лаймхаус фигурирует во многих книгах и фильмах и сохранился с викторианских времен почти неизменившимся. В 1956 г. он все еще славился своей преступностью, хотя опиумные притоны, описанные Диккенсом в «Тайне Эдвина Друда», к тому времени давно исчезли.

Пивоваренная компания была основана в 30-х гг. XVIII в., а ее здание было построено в 1827 г. и частично отремонтировано в 1889-м. Это было типичное викторианское фабричное здание красного кирпича с плохим освещением, плохой вентиляцией и довольно ужасающими условиями работы, не изменившимися более чем за столетие. В мои обязанности входила бесконечная и бездумная погрузка ящиков с пивными бутылками на вертикальный конвейер, по которому использованные бутылки поступали в мойку и под повторный розлив пива. Приблизительно раз в пять секунд мне нужно было засовывать в древнюю чугунную машину очередной тяжелый ящик, и это продолжалось без остановки девять с половиной часов в сутки, пять с половиной дней в неделю (с учетом ежедневного часа сверхурочной работы и половинного рабочего дня в субботу) с часовым обеденным перерывом и двумя перерывами по пятнадцать минут, утром и после обеда. Это была самая тяжелая работа, которую мне когда-либо приходилось выполнять (может быть, за исключением только работы по теории струн и участия в руководстве Институтом Санта-Фе во время рыночного краха 2008 г.). Я возвращался домой (дорога занимала час) совершенно изможденным, съедал обильный ужин и засыпал к 8:30 вечера, а в 6:30 следующего утра мне уже пора было вставать.