Абдурахман Авторханов - От Андропова к Горбачёву

В Кремле великолепно отдают себе отчет в том, что масштаб и глубина внутренних трудностей, грандиозные усилия по их преодолению требуют также не конфронтации, а кооперации с Западом, и в первую очередь с Америкой. Горбачеву есть чему учиться и у Китая с его реформами и «четырьмя модернизациями», и у Сталина с его Ялтой. Для этого Советскому Союзу опять-таки нет необходимости жертвовать своими жизненными интересами или даже целями своей политики глобально-революционной экспансии. Нет ничего легче, как добиться стратегических успехов у Запада мирным путем, как Сталин доказал это в Ялте в 1945 г., а Брежнев в Хельсинки в 1975 г., нагло обманув Запад, что за признание своих военных завоеваний СССР допустит свободную циркуляцию информации, идей, людей между Западом и Востоком.

От смертельной внешней опасности советский режим был спасен в последней войне западной демократией по одной простой причине: стратегия Сталина была динамичной и эластичней, что и привело к успеху в Ялте. Горбачев хочет теперь новой Ялты в космосе и на земле, чтобы спасти советский режим от внутреннего краха при помощи той же демократии. Все это так и будет, стоит только Горбачеву сделать несколько «благородных жестов», восстанавливающих нарушенный самим Кремлем «статус-кво» кануна второй «холодной войны»: убрать ракеты средней дальности, уйти из Афганистана, восстановить право евреев на эмиграцию, освободить академика Сахарова и его супругу Елену Боннэр. Вот тогда Горбачев, отмежевавшись от актов произвола своих предшественников, заработает такой большой капитал «либерала», «демократа» и «спасителя мира» во всем мире, что в Советский Союз широким потоком двинутся западные кредиты, техника, технология со всеми их супер-компьютерами, что очень скоро выведет советскую экономику из внутреннего кризиса, а военной индустрии поможет «догнать и перегнать Америку» в космосе. Для такой новой роли в новых условиях Громыко был уже слишком стар, неповоротлив, и к тому же — с вечным трауром на лице, вместо очаровательной улыбки, которую Запад так высоко ценит как раз у дипломатов. По этой части Шеварднадзе прямо просится в Голливуд. Если он к тому же еще и мастер рассказывать анекдоты тифлисского кинто и «ереванского радио» на дипломатических приемах, для маскировки стратегических замыслов своей миссии, кроме того, по-чекистски ловок в упаковке революционной «взрывчатки» в тюки безобидной дипломатической почты, то тогда один Шеварднадзе стоит сотен Громыко. Ведь культурный Запад любит, чтобы и советские дипломаты вели себя культурно: если околпачивать, то виртуозно, если насиловать, то не до удушения, если сносить голову, то не топором, а незримой силой.

Надо идти в ногу с веком. Новые времена, новая техника, новые мастера своего дела. К этому обязывает и сама большевистская диалектика. Сегодня в фаворе не гримасы Громыко, а «улыбки Горбачева», пусть даже у этих улыбок и «железные зубы», как выразился тот же Громыко. Нужны еще не испробованные новые методы, новые приемы и новые люди с новыми идеями. Поэтому сейчас в советской внешней политике происходит «инвертизация» идей, людей и фантазий, чтобы советская внешняя политика вновь стала по-ленински динамичной и по-сталински богатой фантазией. Это и называется у большевиков «ленинским стилем» в работе, который Сталин определял как «соединение русского революционного размаха с американской деловитостью». Горбачев нашел, что в таком «ленинском стиле» может работать Шеварднадзе, а не Громыко. И он знает, что делает. Фантазией, как мне рассказывали его земляки, Шеварднадзе владеет в совершенстве, в чем я и сам убедился, читая его речи. В то же время в его речах чувствуется не просто фантазия какого-нибудь Манилова, а творческий полет дипломата высокого класса, если под дипломатией понимать изощренное искусство лицемерить. Приведу лишь один отрывок, в котором Шеварднадзе, в разгар тотальной коррупции в стране и абсолютной индифферентности брежневского руководства, дает последнему следующую характеристику: «Сегодня нельзя не сказать о человеке, который так высоко поднялся в глазах современников и который так органически слился с родным народом и родной партией. Вчера с трибуны Верховного Совета над всем миром победоносно звучал его удивительно близкий, полный человеческого тепла голос, его заветные слова и отточенные фразы, проникающие в сердца и умы людей… Ленинская простота, научная глубина, большевистская твердость и непоколебимость, глубокий интернационализм, высокий гуманизм, врожденное человеколюбие, призвание быть коллективистом и демократом, революционером по профессии, постоянная готовность брать на себя самую большую ответственность перед народом и партией, стойкий характер, сердце, полное любви к людям, — вотто, чем дорог нам Леонид Ильич Брежнев». («Правда», 6.10.1977 г.).

В Словаре русского языка Ожегова, кроме классического определения дипломатии как «деятельности правительства по осуществлению внешней… политики государства», есть и такое ее бытовое определение: «Ухищрения… в действиях, направленных к достижению какой-нибудь цели». Цель у Шеварднадзе была одна: добраться до Политбюро. Через несколько месяцев после этой «дипломатической» речи на очередном пленуме ЦК Брежнев сделал Шеварднадзе кандидатом в члены Политбюро.

Если проблему со стариками из Политбюро Горбачев решил весьма «элегантно», создав «Политбюро в Политбюро» в виде упомянутой руководящей пятерки, то важнейшего из стариков со своей почти независимой вотчиной, Громыко, он убрал ловко и бесшумно, возвысив его юридически, чтобы кастрировать политически, для чего забрал у «главы государства» положенную ему должность председателя Совета обороны СССР. Зато бесцеремонно выкинул из Политбюро и Секретариата ЦК того, кто мешал кооперации партаппарата с полицейским аппаратом — здорового и нестарого Романова. У Андропова был порядок позолотить пилюлю удаляемым вельможам благодарностью от Политбюро. Романов не удостоился даже такой позолоты, хотя и отмечено, что он освобожден по состоянию здоровья. В свете последующих фактов стало понятно, почему Романов очутился в опале. Романов, член Политбюро и секретарь ЦК милостью Андропова, надзиратель ЦК по вооружению и вооруженным силам, единственный из членов Политбюро, который от начала и до конца войны был ее активным участником, долголетний руководитель партийной организации первой столицы Октябрьской революции, — видно, претендовал на пост генсека после смерти Черненко. Очевидно, в этом его поддерживали и некоторые военные, о чем свидетельствует снятие начальника Главного политического управления Советской армии и флота Епишева, главнокомандующего стратегическими ракетными войсками Толубко и т. д.