Вальтер Шайдель - Великий уравнитель [litres]

Если рассматривать список подробнее, то видно, что в нем нет даже частичных исключений. Из-за неравномерного распределения данных о верхних долях дохода я использую в табл. 15.1 ориентировочные показатели для отдельных годов, вследствие чего может показаться, что неравенство слегка снизилось в Испании и Новой Зеландии и осталось неизменным во Франции. Если же мы применим пятилетние интервалы скользящего среднего, то становится ясно, что в этой группе нет ни одной страны, в которой верхние доли дохода не поднялись хотя бы минимально с 1990 года. Если тот же метод применить к коэффициентам Джини, то окажется, что неравенство располагаемого дохода повысилось везде, кроме Австрии, Ирландии и Швейцарии, и что неравенство рыночного дохода выросло вообще без исключения. В большинстве случаев концентрация дохода была еще более выраженной: в одиннадцати из двадцати одной страны, о которых имеются опубликованные данные о верхних долях дохода, часть «одного процента» в общем доходе с 1980 по 2010 год увеличилась с 50 % до более 100 % [540].

В 2012 году неравенство в США даже установило несколько рекордов: в том году доля доходов верхнего 1 % (с доходами от капитала и без них) и доля частного богатства богатейшей 0,01 % домохозяйств впервые превысила показатель 1929 года. Более того, крайне вероятно, что опубликованные коэффициенты Джини распределения доходов ниже реального уровня неравенства, поскольку они основаны на исследованиях, в которых трудно получать сведения о самых богатых домохозяйствах. Для Соединенных Штатов различные поправки указывают на значительно боле высокий показатель Джини и на его увеличение со временем. Так, с 1970 по 2010 год официальный коэффициент Джини распределения рыночного дохода вырос примерно с 0,4 по 0,48, но в действительности мог вырасти примерно с 0,41–0,45 в 1970-м до 0,52–0,58 в 2010 году. Даже самые консервативные поправки указывают на то, что этот показатель неравенства подскочил более чем на четверть, с 0,41 в 1970-м до 0,52 в 2010 году. Перераспределение лишь слегка сглаживало этот тренд: с 1971 по 2011 год ежегодный рост дохода верхнего 1 % в среднем составлял 3,82 % до выплаты налогов и 4,05 % после выплаты, в сравнении с 0,46 и 1,23 % соответственно для нижнего квинтиля [541].

Этот тренд никоим образом не ограничивается странами, указанными в табл. 15.1. Как я более подробно показывал в главе 7, формально или фактически посткоммунистические страны тоже переживают значительное увеличение материального неравенства. Особенно это заметно на примере Китая, где коэффициент Джини рыночного дохода более чем удвоился, с 0,23 в 1984 году до примерно 0,55 в 2014 году, а соответствующий показатель богатства стремительно вырос – с 0,45 в 1995 году до 0,7 в начале 2010-х. Примерно то же случилось и в России, где коэффициент Джини рыночного дохода после 2008 года вознесся выше 0,5, тогда как на момент распада Советского Союза в 1991-м он составлял 0,37, а в начале 1980-х – и вовсе 0,27. Некоторые крупнейшие развивающиеся экономики испытали схожие изменения: коэффициент Джини рыночного дохода в Индии вырос с 0,44–0,45 в середине 1970-х до 0,5–0,51 в конце 2000-х, а доля доходов верхнего 1 % удвоилась с конца 1980-х до 1999 года. Коэффициент Джини рыночного дохода Пакистана подскочил с 0,3 с небольшим примерно в 1970 году до 0,55 в 2010 году. Но все же для большинства развивающихся стран трудно определить четкие долгосрочные тренды. В Индонезии, например, восстановившейся после высокого скачка концентрации доходов, пик которого пришелся на 1990-е, коэффициенты Джини и верхние доли доходов до сих пор остаются выше, чем в 1980-х. В главе 13 я уже упоминал о трудностях анализа неравенства в африканских и латиноамериканских странах. С конца 1980-х и примерно до 2000 года доход стал более неравномерно распределяться во всех типах экономик, за исключением стран с низким уровнем дохода, – в экономиках с уровнем доходов ниже среднего, выше среднего и высоким, а также глобально. В каждой части света доля дохода верхних 20 % увеличилась с 1990-х по начало 2000-х [542].

Тот факт, что этот процесс увеличения неравенства стал общим для всех стран с разным уровнем развития, поражает. Стоит упомянуть лишь два примера, Россию и Китай, которые обе испытали радикальную концентрацию доходов и богатства, даже несмотря на то, что одна страна пережила экономический крах, а другая испытывала исключительно сильный рост. В результате с 1990 по 2010 год норма извлечения – пропорция теоретически возможной максимальной степени неравенства и реально достигнутой – оставалась примерно одинаковой в Китае относительно ВВП на душу населения, где коэффициенты Джини поднимались одновременно, а в России, в которой производство не вернулось к советскому уровню, они удвоились. В более общем смысле неравенство доходов выросло в Центральной и Восточной Европе, а также в Центральной Азии в результате перехода от центральной плановой экономики к рыночной, но в Восточной Азии оно до 2002 года подстегивалось сильным экономическим ростом, а в Латинской Америке – макроэкономическим кризисом и структурными преобразованиями. Неразберихи добавляет то, что для объяснения аналогичных явлений в западных странах предлагается целый ряд причин [543].

Все эти страны, за исключением стран Латинской Америки, объединяет то, что все они были затронуты «Великой компрессией», наблюдавшейся с 1910-х до 1940-х годов, а также ее более умеренно выравнивающими последствиями. На страны, непосредственно участвовавшие в мировых войнах, в настоящее время приходится более трех четвертей общемирового номинального ВВП, а если включить в их число европейских наблюдателей и в значительной степени затронутые бывшие колонии, то эта пропорция возрастет более чем до четырех пятых. Таким образом, недавний рост неравенства можно лучше всего объяснить как затухание выравнивающих последствий более ранних насильственных потрясений, которые снизили неравенство до необычных и, возможно, неспособных сохраняться низких уровней.

Я начал эту книгу с обзора эволюции неравенства доходов и богатства начиная с зари человечества до XX века. На основе исторических примеров разных тысячелетий я проследил концентрацию ресурсов в руках немногих и соотнес ее с двумя главными факторами: экономическим развитием и хищническим поведением тех, у кого было достаточно власти, чтобы присваивать гораздо больше богатства, чем их деятельность могла бы принести им на конкурентных рынках, – то, что экономисты называют рентой. Эти механизмы остаются активными и по сей день. В своей основе текущие споры по поводу причин повышения неравенства, как правило, вращаются вокруг одного фундаментального вопроса – относительной важности рыночных сил, оперирующих посредством спроса и предложения с одной стороны, и институтов и соотношений властных структур – с другой. Хотя вряд ли кто-то из серьезных наблюдателей будет отрицать, что все они оказали значительное влияние на рост неравенства доходов в развитых экономиках, о подробностях можно поспорить. В последние годы обретают силу институциональные и связанные с властью объяснения, а сторонники спроса и предложения разрабатывают всё более изощренные модели, подчеркивающие центральную роль технологии, квалификации и эффективных рынков [544].