Степан Жихарев - Записки современника

он при первом полустишии глубоко вздыхал и затем уже оканчивал его с видом отвращения и презрения. Все это, вообще, исполненное мастерски, производило, конечно, эффект удивительный; но была ли в такой декламации истина?

Всю сцену Эдипа с Полиником, в 4-м явлении IV действия, Плавильщиков играл с необыкновенным одушевлением и особенно был превосходен в знаменитой импрекации:

Меня скловйть к себе ты тщетно уповаешь.

38 С. П. Жихарев

Какое чувство, какой огонь, хотя и старческий! какая энергия и какое достоинство! В этой импрекации он был истинный царь и вместе жестоко оскорбленный отец.

Сей скиптр, который мне столь щедро предлагаешь,

с горьким упреком:

Не я ль оставил вам, н е я л и вам вручил?

Не я ли дней моих покой вам поручил? . . .

грозно:

Коль смеешь ты — на мне останови свой взор:

пылко и с большим чувством:

Зри ноги ты мои, скитаясь изъязвленны,

постепенно возвышая голос:

Зри руки, милостынь прошеньем утомленны,

Ты зри главу мою, лишенную волос. . .

с|выражеиием скорби и жестокого страдания:

Их иссушила грусть — и ветер их разнес.

Пауза — и далее с ироническим упреком:

Тем временем тебя как услаждала нега,

Твой изгнанный отец без пищи, без ночлега,

Не знал куда главу несчастну преклонить. . .

Иди, жестокий сын. . .

грозно и напряжением голоса:

Как без пристанища скитался в жизни я,

По смерти будет так скитаться тень твоя,

Без гроба будешь ты. . .

с выражением величайшего гнева и как бы вне себя:

Тебя земля не примет,

От недр отвергнет труп — и смрад его обымет!

При последнем полустишии Плавильщиков превосходил себя. Нельзя себе представить выражения лица его. Чувство ужаса, отвращение, омерзение отражались на нем,%как в зеркале. А панто-

мима? Он отворачивал голову и действовал руками жест, как бы желая оттолкнуть от себя труп, зараженный смрадом. Но Плавильщиков имел огромные природные способности: звучный голос, сильную грудь, произношение огненное, которых, повторяю, у Шуше-рина не было, и он заменял их умом, искусством и, так сказать, отчетливою отделкою своей роли. В местах патетических он как будто бы, говоря технически, захлебывался; но для большей части зрителей этот недостаток (вероятно, следствие старости) был почти незаметен. Роль Эдипа понимал он согласно с своими средствами; но такова была прелесть игры его в этой роли, что хотя он придал ей излишнюю и несообразную с характером древний греков чувствительность и некоторые стихи передавал уже слишком в буквальном их значении, то есть тоном одряхлевшего и нищего старца:

Зри ноги ты мои, скитаясь изъязвленны,

Зри руки, милостынь прошеньем утомленны,

Ты зри главу мою, лишенную волос:

Их иссушила грусть и ветер их разнес,

однако ж производил эффект невообразимый, а последующие стихи продолжал голосом, задушаемым слезами:

Как без пристанища скитался в жизни я,

По смерти будет так скитаться тень твоя;

Без гроба будешь ты. . .

и оканчивал тираду с каким-то воплем отчаяния и смертельного ужаса:

Тебя земля не примет,

От недр отвергнет труп и смрад его обымет ! 1'

Сорок три года прошло с того времени, как я в последний раз видел Шушерина на сцене, в роли Эдипа, и до сих пор не могу забыть его: я как теперь его вижу. > . Нынче вошли в употребление, или, скорее, в злоупотребление, слова: пластика, пластичность. Говорят: какая у такого-то пластика! как такой-то пластичен, а на поверку выходит, что эти такие-то единственно рисуются на сцене точно так же, как и сама Рашель, хотя она, разумеется, в превосходнейшей степени. Одна пластика не составляет достоинства, и некоторые фигуры Рапно 1были очень пластичны ! Пластичность на сцене — качество побочное, а в бездарном артисте — даже и смешное: оно доказывает только неуместные притязания на отличие от других, притязания, не извинительные на сцене. Возьмем в пример Шушерина: он был невзрачен собою, довольно толст и мешковат и едва ли когда, бывая на сцене, имел в виду пластику, или пластичность, а между тем — ссылаюсь на беспристрастие старых театралов и на некоторых еще живых ветеранов прежней русской сцены, например Александру Дмитриевну Каратыгину, Марью Ивановну Валберхов.у и Григория Ивановича Жебелева — до какой превосходной степени Шуше-рин был пластичен в роли Эдипа! Картины французских живописцев Жерара и Герена, изображающие знаменитых нищих-слепцов: Гомера, Велизария, Эдипа и Оссиана, 99 99 У Шушерина был эстамп, изображающий слепца Оссиана, сидящего у водопада на камне и играющего на арфе; над ним воздушный сонм героев и дев, им воспетых: Фингала, Кушуллина, Мальвины и проч. Шушерин очень любил этот эстамп, но подарил его Н. И. Гнедичу, в благодарность за перевод «Леара», сделанный ему в бенефис. Фигура Фингала — совершенный портрет Яковлева. Этот любопытный эстамп принадлежит теперь Н. В. Кукольнику. которыми любовался я в оригиналах, ничто в сравнении с тою картиною, которую бессознательно представлял из себя нищий-слепец Шушерин, сидя на камне и с таким чувством произнося прекрасные слова своей роли:

Слепец, чтоб слезы лить, осталися мне очи;

Дни ясны для меня подобно мрачной ночи.

Нет, никогда уже мой не увидит взор Ни красоты долин, ни возвышенных гор,

Ни в вешний день лесов зеленые одежды,

Ни с жатвою полей — оратаев надежды,

Ни мужа кроткого приятного чела,

Которого рука богов произвела. . .

Сокрылись от меня все прелести природы!

А отчего был он так пластичен? Оттого, что был верен природе, разумеется с благородной ее стороны. То же бывало в иных ролях и с Яковлевым, о котором речь впереди.

Нет сомнения, что Озеров всем успехом «Эдипа» был единственно обязан Шушерину и должен был бы посвятить свою трагедию ему, а не Державину, который за это посвящение отплатил ему плохими стихами:

Вития, кому Мельпомена,

Надев котурн, дала кинжал, и проч. 1

Здесь место упомянуть о некоторых обстоятельствах, относящихся до трагедии «Эдип» и ее автора. i

Мне часто говорят: «В ваше время, то естьв о время оно, любили литературу собственно для литературы; все литераторы были братья; не было ни зависти, ни преследований, ни недобросовестных журналистов, словом, существовал золотой век для пишущей братии». Отвечаю: нет! все было точно так же, как и теперь. Изменились обстоятельства и формы, но люди как люди, всё те же; партии существовали и в мое время и партизаны гомозились также: это я готов доказать кому угодно историческими фактами, если так можно назвать записки, веденные мною в продолжение 48 лет ежедневно, 2и огромную переписку по разным случаям. Я сам, каюсь в вине своей, насмехался над писателями почтенными, легкомысленно преследовал, совокупно с другими, литераторов заслуженных, которые и по личному достоинству и но положению своему в обществе стояли гораздо выше и были во сто крат полезнее меня и м о-его прихода. Скорблю о том теперь; но к извинению своему должен сказать, что скорбел и в то время и только не имел достаточно нравственной силы, чтоб расстаться с людьми, с которыми свела меня судьба в моей молодости. Из многих примеров, которые я мог бы представить в подтверждение сказанного, приведу здесь два случая.