Степан Жихарев - Записки современника

20 ( х). Цитата из «Разбойников» Шиллера (акт III, сцена И): «Моя невинность, моя невинность!».

21 ( г). Степан Александрович Хомяков — отец поэта Алексея Степановича, помещик: «Он был сосед Жихаревых по данковскому имению» (примечание П. И. Бартенева).

21 ( 2). Михаил Иванович Нова ленский (Ковалинский) — харьковский помещик, философ, ученик и друг Г. С. Сковороды; при Екатерине правил рязанским наместничеством, при Павле I был куратором Московского университета. Написанная им биография Сковороды издана по списку только в 1886 г.: «Ж итие Сковороды, описанное другом его, М. И. Коваленским. С предисловием Н. Ф. Сумцова. Издание редакции „Киевской старины“. Киев, 1886». В предисловии Сумцов говорит: «С именем Сковороды тесно связано имя его друга и биографа М. И. Коваленского. Личность Коваленского замечательна как личность человека, получившего отличное образование, начитанного, вдумчивого, и его «Житие Григория Савича Сковороды» представляет весьма любопытный литературный и бытовой памятник второй половины прошлого столетия».

22 ( х). «Диалог. Имя ему: Потоп Змиин». Собрание сочинений Г. С. Ско 7вороды, 1912, т. I, стр. 493—529 и 530 (заметка В. Бонч-Бруевича о рукописи «Потопа»).

22 ( 2). Слова «Как неприятно разочарование!» имеются только в издании «Русского архива»; П. И. Бартенев взял их из рукописи Жихарева (см. «Источники текста»). В «Москвитянине» эти слова отсутствовали в Связи с цензурными купюрами в тексте записи; в издании 1859 г. кое-что восстановлено, но фамилия Долгорукова отсутствует, а в связи с этим текст несколько отличается от рукописного (например: «Что вице-губернатор был человек весьма нежных чувств и сочинял прекрасные стихи— в том нет сомнения»). Мы возвращаемся к доцензурному, тексту, переписанному с рукописи Жихарева П. И. Бартеневым в экземпляре Соболевского) и напечатанному (с некоторыми неточностями) в издании «Русского, дрхива».'

22 ( 3). Иван Михайлович Долгоруков — поэт («Сочинения», изд. Смирдина, 1849), автор популярного стихотворения «Камин в Пензе»; в 1793—1796 гг. был губернатором в Пензе, потом во Владимире. И. М. Долгоруков сам подробно рассказал историю своих отношений с Е. А. Улыбышевой. Он признается, что между ними была «интрига», но «самая скромная и благопристойная»: «Я счастлив был взглядом, вздохом, запиской и ничего более не требовал. . . Переписка между нами открылась частая. Чем сильнее мы хотели друг друга уверить в чувстве любви, тем пламеннее были наши выражения и, начитавшись оба Colardeau и Дората, мы менялись самыми пылкими грамотками». Одно из писем Долгорукова, в котором он «употребил все, что страсть любовная может внушить языку и перу, воспламененному воображением», было перехвачено мужем («пьяным буяном», как выражается Долгоруков); встречное письмо жёны было тоже перехвачено — «и переписка наша таким образом очутилась в руках ее мужа». Далее рассказано, как муж совершил ему «личную обиду» в Казенной палате («будучи во фраке, я не мог отразить его наглости») и как Долгоруков подал жалобу государыне: «Дело сие потом производилось судебным порядком, и наша переписка сделалась всем известной. К умножению неприятностей для меня я обнаруживал в моем письме свободные мысли насчет брака, заняв их у Мирабо и прочих возмутительных писателей того времени во Франции. Это прибавило заключение, что я пристал к якобинской системе, что мне сугубо в последствии времени повредило». Долгоруков заканчивает свой рассказ утверждением, что кроме романического пустословия и неосторожности ничего не было и что все происшествие «истекало от опрометчивого нашего свойства и испорченного воображения насчет чувствительности». К этому прибавлено любопытное рассуждение о том, что подобная «интрига» нимало не относилась до «публичного характера» и что поэтому перехваченные письма не должны были подвергаться ни следствию, ни публичному суду: «... ибо ежели подобные проступки частного лица разбирать в трибуналах, то едва ли кто спасется от общих со мной несчастий. А потому прошу всякого обвиняющего меня признаться, что во всем этом происшествии поступлено со мной от правительства беззаконно, вопреки всем правилам гражданского благоустройства. . . ибо человек судиться должен в деяниях публичных, но в тайном поползновении сердца, кроме бога, испытующего наши совести, никакой мирской закон касаться нас не может я не должен» (Капище моего сердца. Сочинение князя И. М. Долгорукова, или Словарь всех тех лиц, с коими я был в разных отношениях в течение моей жизни. «Русский архив», 1890, кн. II, Приложение, стр. 363—367; дополнительные подробности на стр. 340—343). Здесь же Долгоруков указывает, что в его сочинениях напечатано только одно стихотворение, «писанное насчет г-жи Улыбышевой», —- «Послание к Людмиле».

25 ( х). Об этом случае рассказывает в своих воспоминаниях Е. Ф. Тимков-<���жий: «Бекетовский хор пел обыкновенно в церкви св. Димитрия Солунского, близ Тверского бульвара. В нем отличалась какая-то девушка Анисья (не пригожая, впрочем) своим прелестным голосом и методою пения, почти театральною. Вот поют, кажется, «Достойно есть», и под конец Анисья своим solo и в хоре, а более своими руладами так поразила благочестивых и светских слушателей, что один из сих последних, некто князь Визапур, выкрещенный индеец, лев того времени, захлопал в ладоши в каком-то неистовом восторге. Такой соблазн был слишком гласен и дерзок; по требованию известного московского митрополита Платона г. Бекетов принужден был немедленно отослать своих певчих в деревню» («Киевская старина», 1894, апрель, стр. 11).

Визапур — эмигрант-мулат, был женат на дочери купца Сахарова; в 1812 г. расстрелян как французский шпион. (См.: Французы в России. 1812-й год по воспоминаниям современников-иностранцев«. 1912, стр. 74—76; cp.: М. И. Пы-ляев. Полубарские затеи. «Исторический вестник», 1886, № 9, стр. 552).

25 ( а). О московском полицмейстере Илье Ивановиче Алексееве см. в «Записках» Ф. Ф. Вигеля (изд. 1892 г., по указателю имен).

25 ( 3). Примечание П. И. Бартенева: «Картинная галлерея, собранная послом нашим в Вене князем Д. М. Голицыным и завещанная им Москве, была продана около 1817 года большею частью в чужие края по представлению тогдашнего попечителя Голицынской больницы, князя Сергея Михайловича. Дом, где она помещалась, ныне занят фельдшерской школой».

27 ( х). Петр Андреевич Кикин был любителем литературы, состоял членом «Беседы любителей русского слова» и принадлежал к ярым «шишковистам».

27 ( 2). О Дмитрии Александровиче Лукине ср. в «Воспоминаниях» В. А. Соллогуба («Academia», 1931, стр. 165—166); подробные сведения—в комментариях Б. Л. Модзалевского к «Письмам морского офицера П. И. Панафидина» (Пгр., 1916, стр. 111—122).

28 (*). Примечание П. И. Бартенева: «Эта княжна, Евгения Михайловна Долгорукова, вышла впоследствии за Степана Трофимовича Творогова».