Степан Жихарев - Записки современника

А для чего вся эта театральная эрудиция, если не для извинения безрассудного литературного предприятия?

27 февраля, вторник.

Бывший тамбовский губернатор Александр Борисович Па-лицын, с сыном которого я учился в пансионе Ронка, затащил меня к себе, по старому знакомству с тамбовскими моими родными. Преинтересный старик! Он кой-что пописывал и во время своего губернаторства, а теперь сделался литератором не на шутку: ни на час без дела и занимается переводами сочинений большею частью серьезных. Перевел и издал: Макартнея, 1Делилев «Дифирамб на бессмертие души», творение Жирардена о составлении ландшафтов и «Новую Элоизу» Руссо. Кроме того, я видел у него в манускриптах почти уже изготовленные к изданию поэмы «Времена года» Ст. Ламбера и «Сады» аббата Делиля и еще очень любопытное «Послание к Привете, или воспоминание о некоторых российских писателях его времени». 2Вот каков! Кажется, этот эксгубернатор с большею пользою употребляет свое время, чем эксгубернатор добрейший Маркловский, составитель новой собачьей породы.

У Палицына встретился я с Алексеем Дурновым, родным племянником земляка твоего Александра Воейкова, который задает такие славные литературные вечера и попойки Мерзлякову, Жуковскому, Измайлову, Мартынову, Сумарокову, Каченовскому и многим другим у себя в доме, на Девичьем поле. Дурнов, отлично играющий на скрипке и флейте и вообще величайший охотник до музыки, с энтузиазмом рассказывал об изобретении каким-то парижским часовщиком Лораном необыкновенной флейты из хрусталя, издающей такие очаровательные звуки, что, слушая их, какие бы кто крепкие нервы ни имел, а непременно разразится рыданьем. Но это изобретение ничто в сравнении с тем, о котором рассказывала возвратившаяся из чужих краев известная здешняя богачка Шепелева. В бытность ее в Париже выдумали и ввели в большую моду какие-то прозрачные рубашки, о которых путешественница отзывалась с восторгом таким образом: «Не можете представить себе, что это за прелестные сорочки: как наденешь на себя, да осмотришься, ну так-таки все насквозь и виднехонько!».

28 февраля, среда.

Утром заезжали саратовскому откупщику Устинову, который иногда снабжает меня, по переводу отЦа, деньжонкаШ — почивает! Заезжал к нему во втором часу — почивает! заезжал вечером — и ответ тот же, только во множественном числе: «почивают». Ах, ты господи! Со мною чуть ли не делается то же, что с одним путеше* ственником, который, приехав в Астрахань, тотчас отправился Ц тамошним индийцам смотреть их идолов. «Можно видеть пагоду?»,— спрашивает он у привратника. — «Нельзя, — отвечает привратник, — идолы почивают!». — «А когда же их видеть можно?». — «Когда проснутся». — «Когда же они проснутся?». — «А когда все в городе започивают». ' :

На что же тут ученье, если надобно к разбогатевшему целовалъ 1нику ездить три раза в день из собственных своих ста пятидесяти рублей, а он все почивать будет?

Рассказывали об одном помещике Долгове, большом ревнивце, которому, до его мнению, изменила молодая жена. Сутки двои или трои разъезжал он по родным и знакомым своим рассказывать постигшее его бедствие и объяснять все подробности измены и случай, по которому он будто бы узнал о ней. Никакие увещания й представления этих родных и знакомых и все их доводы к извинению поступка жены — как, например, что он мог ошибиться, что не надобно принимать так горячо к сердцу маленького кокетства молодой женщины и проч. — не могли успокоить несчастного мужа, и он все оставался безутешен и хотел завести процесс, покамест не напал на Михайла Константиновича Редкина, очень хладнокровного, очень доброго и чрезвычайно здравомыслящего и начитанного старика с сократовской физиономией. «А вот, изволишь видеть, мой любезный друг, — говорил Редкин Долгову, — если и в самом деле приключение такое с тобой последовало и тебя . не обманули глаза, так, по мнению моему, все-таки печалиться очень не имеется достаточной причины. Случалось ли тебе читать „Премудрость Соломоню“, сиречь его „Притчи“? Если не случалось, так вот прочитай, что он, величайший из всех мудрецов прошедших, настоящих 13 С. П. Жихарев

и будущих, глаголет в главе 30, стихи 18—20. „Трие ми суть невозможная уразумети и четвертаго не вем: следа орла паряща по воздуху и пути змия ползуща по камени и стези корабля пловуща по морю и путей мужа в юности его. Таков путь жены блудницы: яже егда сотворит, и измывшися, ничто же, рече, содеях нелепо“. 1Следовательно, уж если великий Соломон почитает невозможным уразуметь подлинность содеянной неверности, потому что она не оставляет по себе следа, так уж нам-то с тобою и подавно нечего искать, с позволения сказать, пустого места».

Вот что значит настоящее красноречие и кстати приведенный пример из древних писателей! Муж подумал, утешился и теперь опять разъезжает по знакомым, но только для того, чтоб каяться пред ними в слишком поспешном и напрасном обвинении жены своей.

2 марта, пятница.

Вчера изъездил пол-Москвы с поздравлениями именинниц и насилу сегодня отдохнул. Будь это не по обязанности, изъездил бы всю Москву и, конечно бы, вовсе не устал. Таков человек! Кончил день у Авдотьи Петровны Карамышевой, в надежде встретить Петра Степановича Молчанова, которого хозяйка завербовала к себе в племянники, но вместо этого любезного человека встретил братца ее, известного кащея Василья Петровича Нестерова и несколько других вовсе невзрачных рож, которые только и толковали, что о доходах да о количестве принадлежащих им душ (вероятно, des véritables âmes en peine). Тетушка очень сетовала на племянничка: говорила прежде какими-то обиняками, а наконец, перед ужином разразилась прямым и очень ясным упреком: «Нынче, батюшка, случайные родные неслучайных родных знать не хотят. Вот и наш обер-прокурор не удостоил нас своим посещением». Нечего сказать, превеселый вечер! Да и поделом: не умничай, и если тебе хорошо, то не ищи лучшего. Отвечерял бы на Поварской, у Небольсиной, так нет: мы, видишь ты, прозираем в будущее!

Получил письмо из Петербурга: просьба моя с аттестатом представлены в иностранную коллегию, и я вскорости определен буду.

Зять Лабата, лейб-хирург Иван Петрович Эйнбродт, просил министра Будберга, который дал приказание не медлить определением. Аль-бини же пишут, что они в конце апреля будут в Москве и наде-ятся, что я провожу их в Липецк, а за то, по окончании сезона вод, они проводят меня в Петербург. Schwester Dorchen от себя прибавляет, что по принятым мерам я, несмотря на определение в службу, могу до осени пожить на свободе, под предлогом пользования липецкими минеральными водами. Кажется, все улаживается по желанию, как нельзя лучше.

Благодаря покровителям моим я попал в число гостей на завтрашний обед в Английском клубе; следовательно увижу героя Багратиона лицом к лицу, а праздник должен быть на славу: у садовников Лебедева и Соколова подряжено одних цветов для уборки лестницы и померанцевых деревьев для украшения стола на двести рублей.