Степан Жихарев - Записки современника

4 июля, среда.

Петр Иванович порадовал меня письмом в два листа. Уведомляет, что публичное торжество в университете было самое блистательное и что все диссертации и речи необыкновенно любопытны; обещается доставить мне их тотчас по напечатании и чрезвычайно хвалит слов Малиновского, которым торжество было открыто. Страхов остается ректором и на следующий год. Слава богу! После Харитона Андреевича назначение всякого другого ректором было бы чувствительно для всего университета, для студентов, для профессоров. Между прочим, мой Петр Иванович ни с того ни с другого вдруг вздумал без меня ездить в театр и 22 июня был в «Русалке», которую играла Насова. Пишет, что ее физиономия ему очень приглянулась и что, смотря на нее, он вспоминал обо мне. Вот он каков наш целомудренный Иосиф! Пишу к нему, что напрасно он лучше не съездил, в мое воспоминание, в немецкий театр; пошел бы за кулисы и поболтал с мадам Шредер или с Кафкою: тогда бы на опыте увидели стоицизм его.

9 июля, понедельник.

Вот прекрасные стихи, присланные из Петербурга молодым Эл-лизеном к сестре. Он пишет, что актер Кудич говорил их на сцене и произвел восторг неописанный:

Für seinen König muss das Volk sich opfern,

Das ist das Schicksal und Gesetz der Welt,

Nichts würdig ist die Nation, die nicht Ihr alles freudig setzt an ihre Ehre!

Этот восторг доказывает общее желание борьбы с западным исполином. А вот игра в вопросы и ответы, которая в некоторых пе-тербургских обществах входит в моду. Она производится таким об-

15 С. П. Жихарев

разом, что одна половина участвующих в ней лиц пишет на лоскутках бумаги вопросы, а другая ответы, по произволу. Эти вопросы и ответы скатываются и кладутся каждые в особый ящик, корзинку, хоть, пожалуй, в стакан — все равно. Затем все поочередно вынимают прежде вопрос, а после ответ и читают их вслух. Нынче обыкновенно назначают большею частью вопросы и ответы политические. Эллизен пишет, что на вечеринке у придворного доктора Торсберга играли в эту игру, и некоторые ответы изумительно согласовались с нынешними обстоятельствами. Он приводит несколько примеров, которые ц перевел для своих.

1

Вопрос: кто будет победителем в предстоящей войне? Ответ: трт, кто добрее.

2

Вопрос: кто будет союзником нашего государя?

Ответ: мужество и терпение.

3

Вопрос: много ли нам нужно войск для победы?

Ответ: Россия.

4

Вопрос: Можем ли мы твердо надеяться на своих соседей?

Ответ: наша сила в боге.

А знаешь ли, что сделал твой или, вернее, наш Дурак? Вчера, видно, от скуки, ушел один к озеру и, завидев посредине стадо уток, отправился за ними вплавь. Лодыгинские люди, заметив, что фаворит их поплыл (Дурак — общий фаворит в Липецке) один, вышли на берег ожидать результата этой проделки. Что ж? Дурак, распугав старых уток, которые с криком улетели, давай гоняться за молодыми позднышами и, передушив их несколько штук, благополучно возвратился на берег с одною парою в зубах, которую и принес домой, торжественно провожаемый и превозносимый людьми Лодынина. Что-то делает у тебя его братец?

13 июля, пятница.

Кажется, Буало сказал, что писать стихи должно в городе, а не в деревне, и я начинаю чувствовать справедливость слов угрюмого-сатирика. Два действия «Артабана» почти готовы, а прочитать их некому и не с кем разменяться мыслями. Я попробовал было прочитать их старшей сестре, да невпопад; «Охота тебе, братец, душиться в твоей каморе и заниматься пустяками, когда на дворе такая прекрасная погода! Лучше бы поехал прокатиться с Дарьей Егоровной верхом. А вот и Михайло Константиныч говорит: „Над чем это ваш философ коптит так пристально? Этак он и с ума спятит“». Одолжила, голубушка! А чуть ли она не права: в лучшее время года сидеть взаперти и низать рифмы, может быть, для. того только, чтоб после служить посмешищем людям — прекрасная будущность! Впрочем, без билета в маскарад не пускают, а мой «Артабан» должен мне служить билетом для входа в маскарад света; после, пожалуй, его хоть в печку — туда и дорога!

Сказывали, что сюда прибудет на-днях труппа актеров, принадлежащих лебедянскому помещику Танееву. Если это именно та, которую я видел некогда в моем детстве на лебедянской ярмарке, то сердечно рад буду взглянуть на нее и сравнить тогдашние мои ощущения с нынешними. Эта труппа давала тогда в Лебедяне оперу «Добрые солдаты», 1и я до сих пор не могу забыть музыки одного хора:

Мы тебя любим сердечно,

Будь нам начальником вечно,

Наши зажег ты сердца,

Видим в тебе мы отца.

Стишки как будто нашего изделия! Les beaux esprits se rencontrent.

Пишут из Москвы, что московский французский театр с будущего ноября причислен будет, так же как и русский, к дирекции театральных зрелищ. Актеры получат название «императорских», и труппа будет пополнена. Некоторые сюжеты уже приехали и, между прочим, какой-то monsieur Lanneau, который имеет репутацию хорошего актера. Но мне кажется, что не в актерах дело, а

15*

в актрисах. До сих пор на московской французской сцене мы видели только преужасные женские хари, с которыми никакая пьеса не могла иметь настоящего успеха. Дарование дарованием, но в женщине красота или, по крайней мере, приятная физиономия — не последнее дело на сцене. Какая может быть иллюзия, когда вдруг какую-нибудь Агнесу играет сорокалетнее и красноносое пугало? Уж, конечно, лучше видеть бездарную, но хорошенькую мадам Кре-мон и слушать, как пропищит она:

Lorsque dans une tour obscure,

или

Jeunes filles qu’on marie и npou.,

чем видеть и слышать беззубую старуху madame Lavandaise в роли кокетки Селимены или рыжую madame Duparai в роли Нанины.

Кстати, о безобразии женщин. Раз как-то в театре молодой Тютчев сделал очень смешное замечание. Он уверял, что из пожилых женщин всех наций старые француженки самые безобразные. «Возьмите, — говорил он, — нашу русскую старуху, немку, англичанку, голландку, итальянку: все более или менее имеют вид не отвратительный; старые же француженки, напротив, всякая похожа на бабу-ягу или посредницу; 1разумеется есть исключения, но они редки». Поди ты с ним!

17 июля, вторник.

Вчера у отца-протопона пил я чай с одним стариком, купцом Силиным, который был прежде крестьянином Нарышкина, но внес за себя 5000 рублей, получил увольнение от помещика, записался в купцы и теперь торгует лесами, скотом и салом на полмилльона. Это человек очень здравомыслящий, но чрезвычайно оригинальный в своих объяснениях. Как бы предмет разговора ни был серьезен, он не может удержаться, чтоб не пересыпать его разными прибаутками на виршах своего изделия. Рассуждая о торговле, он утверждал, что для русского малограмотного человека внутренняя торговля, и особенно сельскими хозяйственными произведениями, есть самая благонадежная. «Если от ней, — говорит он, — не будешь миллионщиком в один год, то не будешь тотчас и банкрутом, то есть плутом. Торговать же с немцами у порта все равно, что ловить за хвост ч о р т а. Немцы торговлю свою ведут по газетам, да по п р и м е т а м, а нам нет прибыли в этом». Я спросил его не помешает ли война нашей торговле и не ожидает ли он себе убытков? «Ничего, батюшка, — отвечал он, — что война, что м.и р, а купцу все пир. Вот изволишь видеть, сударик ты мой, убытки-то нашему брату не от войны, а оттого что иные или не по силе з а-бираются, или не по карману проживаются, на войну только ссылаются, а на поверку выходит, что если купец не г л у п е ц, так не пуст и ларец». Очень также забавны выходки его против Наполеона, доказывающие, какая глубокая ненависть поселилась к нему во всех классах нашего народа. «На Москве, — говорит он, •— народ больно ершиться стал: купцы *в городе калякают, что мы-де лавки побросаем и все поголовно пойдем, а уж этого врага прицепим чорту на рога». Нескладно, да ладно.