Искусственный интеллект

Однако самая большая опасность для человечности, связанная с появлением виртуальной реальности, лежит не в электронном тиражировании порока. Страшен не сам по себе порок, а тот, кто его оправдывает и считает приемлемым. В этом смысле весьма тревожной выглядит попытка некоторых интернет-технологов доказать, что в киберпространстве якобы действует особая «виртуальная мораль». То есть подспудно подразумевается, что всё, существующее в противоречивом сетевом сообществе, в принципе, допустимо. Недаром же используется слово «мораль», которое, несмотря на множество смыслов этого слова, в обыденном языке, как правило, воспринимается в качестве положительной ценности. Но из истории человечества мы знаем: всюду, где доселе утверждалось существование двух моралей - всечеловеческой и особой, существующей для избранных, - дело заканчивалось нравственной катастрофой. Ещё раз скажем: виртуальность - это неотъемлемая часть нашей действительности, и никакой особой морали там быть не может. Моральность, как в смысле высших нравственных ценностей свободы, жизни, добродетели, сострадания, прав человека и т.д., так и в смысле важнейших заповедей не убивать, не красть, не лгать, не причинять вреда своему ближнему и др. - абсолютна. И трудно представить, как факт появления сетевого пространства мог бы обесценить моральные абсолюты. В конечном итоге, миллионы людей, работающих в сфере виртуальных технологий, вряд ли бы согласились, чтобы осуждаемые всеми действия стали бы нормой их жизни. Тот, кто связал с Интернетом свою профессиональную деятельность, всё-таки желает работать в человеческом, а не в бесчеловечном пространстве. Но что же защитники «сетевой морали» понимают под этим выражением? Как правило, - изменение, произошедшее с самим субъектом электронной коммуникации. Например, у такого субъекта отсутствует телесность, следовательно, заповедь «не убий» теряет свой смысл. Но, во-первых, это, пожалуй, единственная заповедь, на которую может пасть подозрение в неактуальности для сетевой действительности; все остальные заповеди там весьма актуальны и действенны. А, во-вторых, сам этот пример ложен. Тот факт, что нельзя физически лишить жизни субъекта виртуального пространства, не отменяет оценку убийства как тягчайшего преступления против личности. Поэтому пропаганда убийства и насилия в виртуальном пространстве также считается преступной и влечёт за собой как уголовное преследование, так и нравственное осуждение. Далее, утверждать полное отсутствие телесности обитателей сетей - совершенно необоснованно. В лучшем случае можно говорить, что тело отсутствует косвенно, т.е. информация, получаемая из искусственной реальности, очень слабо влияет на тело. Но, с другой стороны, за виртуальными проектами находятся живые люди, и для того, чтобы просто двигаться в сети и воспринимать данные, следует прикладывать физическую силу и обладать органами чувств. Но главное: моральность никогда не имела отношения только к телу. Она всегда взывала к разуму и чувствам человека; тело же является материальным инструментом для реализации намерения. Виртуальность также воздействует на чувства и разум личности, побуждая её к определённому действию. Что принципиальным образом здесь изменяется в сравнении с обыденной действительностью, чтобы возможно было говорить о разных моралях, - непонятно. Вторым ключевым аргументом сторонников двойственности добра и зла, применяемым в спорах, является указание на анонимность поступков, совершаемых в сети. В реальной жизни человек боится за свою репутацию и опасается совершить какой-нибудь экстраординарный поступок, а в Интернете не существует социальных ролей; там все абсолютно свободны и равны в способах самовыражения. Хорошо видно, как отсюда напрашивается радикальный вывод: в сетевом пространстве всё позволено. А там, где всё позволено, действительно, трудно говорить о морали. Но, занимаясь подобными размышлениями, кто-то явно выдаёт желаемое за действительное. Допустим, некий деятель написал прокламацию откровенно фашистского содержания и анонимно опубликовал её в Интернете. Но уже факт анонимного обнародования свидетельствует о его боязни открывать своё имя, а значит, он понимает, что в данном обществе позволено далеко не всё. И публикация в Интернете может повлечь для него такие же правовые последствия, как и публикация в любом журнале. Если же анализировать работу сетевого пространства в целом, то мы видим, что ведущие, наиболее популярные проекты и издания никогда не позволят себе откровенно преступной пропаганды. Они очень дорожат своей репутацией и следят за собственным моральным обликом. Иное дело, есть масса сайтов, в самом деле работающих по принципу «всё позволено». Но к ним обычно вырабатывается соответствующее отношение как к форме девиантного поведения, и отнюдь не они играют главенствующие роли в глобальной сети. Наконец, сама характеристика действий как анонимных ещё не означает их обезличенно-сти и, тем более, безнравственности. Как уже приходилось отмечать, миллионы людей приобщаются к Интернету ради нового общения. Отсюда столь большой популярностью пользуются форумы и, так называемые, сетевые «болталки». Конечно, это общение анонимно: никто ни с кого не требует анкетных данных; при желании можно представиться человеком противоположного пола, иного рода занятий и иного благосостояния. Можно приписывать себе совершенно несвойственные взгляды и поступки, но, в любом случае, суть подобного общения неизменна: одна личность желает общаться с другой личностью, желает найти родственную душу. Получается, что в такого рода общении мы наблюдаем не тенденцию к обезличиванию, а, наоборот - торжество личностного начала. Но если это так, то в межличностном общении никак не может быть всё позволенным. Человек дорожит общением с таким же, как он и не желает оскорбить его, дабы не потерять навсегда. При желании можно ещё привести несколько убедительных аргументов против существования автономной сетевой морали, но, по-моему, всё и так очевидно. Справедливо говорить лишь о соблазне её исповедовать, но не о реальном положении дел.

Однако, несомненно, что поведение людей в виртуальной реальности всё-таки обладает моральной спецификой. И если грамотно говорить на этическом языке, стараясь указать на не совсем обычный характер виртуальной реальности, то справедливо было бы говорить об особенном это се обитателей сетевого пространства. Именно не об ином, а об особом, и только в смысле указания на определённые черты поведения, нехарактерные для обыденной жизни. А так же на своеобразные обстоятельства, в которых осуществляется виртуальная коммуникация. Сюда, конечно, можно включить наблюдения о сведении к минимуму проявлений телесности, о тяге к анонимности, о молниеносном распространении информации, о возможности ролевых игр, о появлении новых широких перспектив для проведения пиар-кампаний, и т.д. Но это будет лишь означать, что каждая указанная черта может способствовать как укреплению добродетели, так и развитию порока. Но раз мы заговорили об этосе, то его анализ применительно к сетевому пространству должен вращаться вокруг ответа на вопрос: какие меры обычно применяют жители виртуальных миров против распространения порока? И, напротив, что ими делается для очеловечивания данного пространства? Какие нравственные качества для этого требуется усилить, на какие опасности обратить особое внимание? Мы понимаем, что перечисление подобных качеств не выявит серьёзного отличия между нравственным миром человека как деятеля киберпространства и существа из обыденной реальности. Так же, впрочем, как и понимание добра и зла. По иному и быть не может, ибо обитатель и той, и другой реальности, как правило, - один и тот же человек. Но всё же каждая отмеченная черта виртуальности требует своего, особого нравственного ответа. Например, из молниеносного тиражирования информации следует необходимость большей ответственности личности, размещающей какие-либо материалы в сети.