Эрна Померанцева - Мифологические персонажи в русском фольклоре

Образ морского и лесного чуда на лубочной картинке ближе к быличкам и бывальщинам, чем к былине и сказке, так как на ней дано изображение якобы действительно пойманного страшного, удивительного существа, «монструма», связь которого с потусторонним миром не исключена.

В сказке и былине образ водяного является второстепенным, он не несет основную фабульную нагрузку. Это сказка о Марфе-царевне, об Иване-ку-печеском сыне, о Настасье Прекрасной, но не о водяном. Это былина о Садко-гусляре или Садко-купце новгородском, но не о морском царе. В отличие от них, в быличках и бывальщинах, особенно тесно связанных с поверьями, водяной — основной персонаж повествования. Он интересен и страшен прежде всего тем, что он — жилец потустороннего мира. Смысл повествования состоит в рассказе о столкновении человека с этим миром. Отличается образ водяного в несказочной прозе от образа его в сказке и былине не тем, что он менее изящен и галантен, как считал В. Ф. Миллер, а тем, что в него верят. В отличие от былины и сказки, быличка и бывальщина — рассказ о действительном, притом страшном и необъяснимом происшествии. Мотивы и образы быличек и бывальщин и их установка на «правду» едины. Главное их отличие друг от друга заключается в характере информации и ее архи-тектоиики.

Основные сюжеты бывальщины о водяном следующие: мельник ловит водяного в облике рыбы, последний откупается от него; дьячок спасается от водяного, закричав как петух; музыкант играет водяному; водяной находит деньги для бедняка; охот-

I и к убивает водяного; солдат бьет водяного; девуш-

• и призывают водяного на беседу; водяной выпра-tinm.irr дровни, чтобы перевезти свое имущество; іѵ .і.пки помогают водяному прогнать чужого омут-і и ка; утопленница становится женой водяного; па-і «in», нырнув, попадает в палаты водяного; водяной »«і* і поручение деревенским ребятам; с водяным мг'иочают договор и т. д.

I Ігречень этот далеко не исчерпывает сюжеты пыц.ільщин, связанных с водяным. Однако при всем I і отобразим сюжетов, они сводятся к нескольким і нмп 'логическим ситуациям, общим и для бываль-цниі (і лешем: герой видит водяного, по своей вине мм оплошности он подвергается опасности, иногда прп помощи своей хитрости и находчивости все же м.іі .ігтся; герой входит в договорные отношения с ни іиным, опускается на дно, живет в подводном миі>< то, благополучно возвращается. Все эти си-иі ии присущи также сказкам и былинам, связан-ним і этим образом. Быличка же знает только «и рш.іг три момента: встречу, опасность, избавле-ни или гибель. Договор с потусторонней силой, пріііышшие в неземном мире уже выходят за пре-у \і.і мемората. Это ситуации, противоречащие іѵіми сути рассказа о лично пережитом.

I икнм образом, бывальщина, очень близкая по пт тну к быличке, разделяющая, как правило, и* и основную установку на достоверность рас-і »п, нее же, теряя качество свидетельского покати и. приближается к сказке и былине.

Мы имеем сравнительно небольшое количество •им,іх записей бывальщин о водяном, а не схема-ими і mix их пересказов, еще меньше зафиксировано » ««мж быличек. Большей частью собиратели ог-, піичііпаются информацией, что в той или другой "* іпости (деревне, уезде, губернии) «считают, ве-і‘мі пилагают, утверждают, что...», т. е. сообщаются si і и мыс былички, не меморат, а обобщенное по-

• ры , Объясняется это самым существом были-

II х неоформленностью в стабильный текст, чі нерпее несущественностью этой формы в со-н ниш рассказчика и его слушателей даже тогда, «и іи рассказчик неоднократно именно так, а не

иначе рассказывает о своей встрече с нечистои силой. Отсюда и возможность коллективного рассказа, о котором упоминают собиратели, когда каждый из присутствующих приводит черты, дорисовывающие образ на основании личного опыта или рассказов, услышанных от других. Даже записи рассказов о водяном такого опытного собирателя, как П. Г. Богатырев, очевидно, не зафиксированы в их естественном бытовании, а сообщены в ответ на его вопросы .(«Слыхали про водяного. Это у нас старик-та видал») 03. Корреспондент Тенишева из Саратовской губернии ограничивается, например, следующей информацией: « Про водяного народ говорит, что он живет в омутах и в особенности под мельничными колесами» 51 51 04 ГМЭ, Ф. Т, Саратовская губ., корр. Миронов, разд. Ж п. 201, л. 8. . Типичные былички были записаны С, Староверовым в Вологодской губернии от крестьянина Леонтия Никитича, который якобы сам видел водяного и спасся от него молитвой: «Сам черный, вид его наподобие человека, но только глаза красные, большие — с ладонь, нос — как сапог, не меньше». Другой раз того же Леонтия Никитича водяной схватил за руку, отчего «остался след пятерни». И на этот раз он «отмолился» 52 52 . В Пензенской губернии был даже записан рассказ утопленника, которого откачали,

о якобы виденном им подводном царстве, о золотых хоромах водяного, который «ростом сажени полторы, косы на голове по аршину длины, борода длинная, седая» 53 53 08 ГМЭ, ф. Т, Пензенская губ., корр. Лихачев, разд. п. 201, л. 10. .

Эпизоды о водяном в разных фольклорных жанрах (быличка, бывальщина, сказка, былина) показывают, как в зависимости от функциональной направленности повествования в корне меняется единый по своему генезису материал, единый по существу образ, эволюционирующий от народного верования к игре народной фантазии. Процесс

nor is основе своей определяется народным миро-и<���» прением, утерей веры в реальность потусторон-in г*» мира.

Конечно, следует в данном случае учитывать, что н<���‘ исключается возможность переходных форм» н «огласиться с Р. Р. Гельгардтом, что «реальность ініолис четких границ, всегда отделяющих друг от іі«мм произведения фольклора разных повество-иіі ггміных жанров, сомнительная» С7. Однако разни-ц.і основной тенденции в преподнесении и восприя-иіп одного и того же образа и связанных с ним мо-111inіи в разных жанрах несомненна. Именно она оп-

і и и ляет особенность образа водяного в быличке и і.іговоре, бывальщине и пог\овице, в эпосе и

11 .і іке.

/\ Гелъгардт . Избранные статьи. Калинин, 1967, . і|> 'І20.

«Поэтический образ фантастических жилиц надземных вод, вдохновлявший поэтов всех стран и соблазнявший художников всех родов изящных искусств, еще живет в народном представлении, несмотря на истекшие многие сотни лет»,— писал в начале нашего века известный русский этнограф и писатель С. В. Максимов \

РУСАЛКИ В РУССКОМ ФОЛЬКЛОРЕ

С тех пор прошло более полувека, в народном мировоззрении произошли коренные изменения, однако до сих пор в деревнях в устах старшего поколения кое-где еще можно встретить в основном бессвязные и маловыразительные рассказы о русалках.