Эрна Померанцева - Мифологические персонажи в русском фольклоре

Основная ситуация всех этих сказок, определяющая сюжет, встречается и в несказочной прозе:

Ь быличках и, тем более, в бывальщинах. Однако при совпадении персонажей и ситуации, даже фабулы, характер конфликта между человеком и нечистью и разрешение его — совершенно иные. В несказочной прозе конфликт этот (встреча человека с потусторонним миром) — таинствен, страшен, большей частью трагичен. Если в быличке человеку и удается обойти чёрта или лешего, рассмешить его, закрестить, убить медной пуговицей, то это рассказчиком и его аудиторией воспринимается как чудесное избавление от грозной опасности, как нарушение закономерности. Леший и чёрт несказочной прозы глубоко отличны от чёрта сказки, который терпит побои, принимает за невиданное животное женщину, попадает впросак при дележе и т. д. В быличке чёрт и леший, даже если рассказ о них аедется в сниженном плане и они очеловечены, выступают как герои смешного приключения, они по существу все же грозная сила, опасность, от которой можно, но трудно избавиться слабому человеку. В сказке же чёрт и леший всегда слабее, глупее находчивого, умного, ловкого человека. В сказке герой всегда победитель, он отнимает чудесные диковинки у дерущихся леших, узнает тайны дьявольских козней, подслушав разговоры чертей, пугает их, делая вид, что пришел «воду морщить», одерживает обманом верх в соревновании, пугает чертей злой женой, заставляет их работать на себя.

Тенденция эта, общая всем русским сказкам о глупом чёрте, особенно явственно выступает в сказках, записанных от рабочих. В одной из них чёрт показывает кузнецу ад и тот равнодушно проходит мимо всех адских мучений, чёрт же без оглядки в страхе бежит с завода. «Куда ты, чёрт? Это еще не все — ты хоть погляди, как хозяин с нами рас-правляться-то будет,—кричит ему кузнец.— Научись с грешниками в аду обращаться»

В другой сказке чёрт спорит с молотобойцем и по его заданию делает молодой старуху, нищим кабатчика, но не может выполнить третью задачу — сделать человеком заводчика: «Поскучнел чёрт, заскулил, побежал. Долго это возле хозяйского дома крутился, все чертячьи фокусы попробовал — не вышло. Вернулся к мастеру, хвостик опустил. „Нет,— говорит,— что хочешь сделаю, а хозяина вашего человеком сделать не могу 11» 144 144 Е. Аі Блинова . Тайные сказы рабочих Урала, стр. 34— 36, № 17. . Эти сказки уже ничего общего по существу с мифологическими рассказами не имеют, несмотря на совпадение основного персонажа и частично даже фабулы.

Если в быличках и бывальщинах рассказчик и его аудитория находятся во власти своих суеверных представлений и столкновение человека с нечистой силой вызывает серьезные эмоции, то в сказке либо подчеркивается фантастичность повествования, либо эта борьба подается в комическом плане, когда человек торжествует победу над глупым чёртом, либо образ чёрта используется аллегорически в плане создания социальной сатиры.

Рассказы о подлинном чёрте или лешем, в существование которых верят,— страшны, поэтический же вымысел о чёрте и лешем говорит о внутренней свободе человека. Если даже и обнаруживается в некоторых из этих сказок реликт суеверия, то это придает только большую остроту рассказу, но по существу не меняет дела.

Итак, при схожей ситуации, при совпадающих персонажах, основная тенденция повествования говорит либо о скованности человеческого сознания предрассудками, проявляющейся в быличке и бывальщине, либо о свободе человеческого духа, смелости поэтического вымысла, свойственных сказке.

Не случайно в современном репертуаре былички и бывальщины, благодаря иронической трактовке, в которой они зачастую подаются рассказчиками, явно обнаруживают тенденцию превращения в сказку, в шванк, в анекдот.

На первый взгляд может показаться странным, что в последние годы в записях экспедиций научных институтов и вузов, причем как в РСФСР, так и во многих других республиках, встречается сравнительно большое количество быличек и бывальщин. Однако эти количественные показатели отнюдь не характеризуют состав и эволюцию народного репертуара, они говорят скорее об исчезновении «запретов», связанных с верой в существование нечистой силы. Кроме того, рассказывание быличек и бывальщин в наше время сплошь и рядом (об этом можно судить по репликам рассказчиков ) явно стимулируется собирателями.

Большинство быличек в записях последних лет появилось как ответ на прямые расспросы о лешем, домовом, русалках. Современные крестьяне, как правило, даже удивляются интересу ученыг к этим «пустякам», «вракам стариков», нередко отшучиваются от назойливых вопросов: «Нет, лешего не видел, вот лося видел». Один старик в Беломорском районе в ответ на вопрос о черте, как бы извиняясь за скудость данных им сведений, сказал: «Мы жили, не интересовались, не думали, что пригодится» 145 145 АКФ МГУ, Архангельская экспедиция 1967 г. .

Таким образом, большое количество быличек в современных записях характеризует не столько состав народного репертуара, сколько интерес современной науки к несказочной прозе, интерес, в равной мере разделяемый этнографами, исследователями религии и фольклористами. Фольклористический подход к этому материалу придает специфический акцент исследованиям, стимулирует собирательскую работу в этом направлении.

Если многие годы собиратели игнорировали этот материал, то в последние годы особое внимание собиранию быличек и бывальщин было уделено и фольклорными экспедициями Института этнографии АН СССР, и экспедициями кафедры фольклора МГУ, и многими другими научными организациями. В русских селах Прибалтики, в Архангельской, Вологодской и Владимирской областях, в Сибири за сравнительно небольшой срок от людей преклонного возраста было записано несколько тысяч различных быличек и бывальщин.

Среди них рассказы о демонических существах : лешем, домовом, водяном, меньше о русалках, много рассказов о кладах, о колдунах, об оборотнях, о порче. Статистические данные, т. е. подсчеты количества записей, в этом случае не соответствуют соотношению тем в современном репертуаре. Все же можно сказать, что сравнительно активно в настоящее время бытуют былички о колдунах и порче.

Что касается быличек и бывальщин демонологического характера, среди которых по-прежнему преобладают рассказы о лешем и домовом, то они явно обнаруживают тенденцию сближения с другими видами устной прозы.

Характерной чертой современных быличек является их особого рода эмоциональность, вызванная не столько тем, что свойственно быличке искони, но и своеобразной «агитационностью» рассказчика. Он никогда не равнодушен, всегда выступает с оценкой того или другого верования; либо осуждает неверие одних и утверждает истинность рассказа, либо опровергает предрассудки старины и доказывает вздорность, нелепость передаваемого случая.