Эрна Померанцева - Мифологические персонажи в русском фольклоре

Столь же широк и разнокачествен образ чёрта в русской литературе. Достаточно вспомнить беса Пушкина, побежденного Балдой, демона Лермонтова, чёрта Гоголя, порабощенного кузнецом Вакулой, чёрта Достоевского, бесов Ремизова, нечистую силу в романе М. Булгакова.

Однако, несмотря на то что образ чёрта живет в литературе и языке и этим поддерживается его жизнь в фольклоре, вера в подлинное существование чёрта начала меркнуть еще в XIX в. Напри-iwep, сообщив ряд сведений о чёрте и его происках, корреспондент из Вятской губернии сообщал: «Молодое поколение в такие рассказы верит плохо, но старики и старухи запугивают молодых тем, что если попадетесь в лапы нечистых духов, то и нас тогда помянете» 95. То же в 1899 г. в другом уезде Вятской губернии отмечал Д. К. Зеленин: «Прежде

9/- ГМЭ, ф. Т, Калужская губ., корр. Г. Коротаев, разд. Ж, п. 190, л. 2.

95ГМЭ; ф. Т, Вятская губ., корр. Л. Гребней, разд. Ж, п. 202, л. 7.

старые бабы много говорили на этот счет, а теперь мало говорят и редко» 143 143 Там же, корр. Д. Зеленин, разд. Ж, п. 192, л. 2. .

В таком же духе говорил об этом и корреспондент из Рязанской губернии: «Рассадниками суеверия среди крестьян о разных сверхъестественных случаях и действиях демонической силы, чертей, ведьм, колдунов, домовых и проч. служат рассказы стариков, старух, лубочная литература, нищенки, богомолки, странники, бродячие мастеровые. Подобные рассказы крестьянами читаются и слушаются с большим вниманием и удовольствием, но есть много и таких крестьян, которые не доверяют всему этому, иные остаются в недоумении: верить этому или нет. В общем отдается суеверию

97

все почти женское крестьянское население» .

Исчезновение верования, одиако, не погасило интереса к этому образу в искусстве, как народном, так и профессиональном. Он продолжает жнть в фольклоре, в литературе, в музыке, в живописи и скульптуре.

Многозначность этого образа в фольклоре, интерес к нему писателей и художников объясняется его сложностью, как многообразного воплощения зла, с которым извечно борется человек.

Таким образом, эстетическая функция представлений, а тем более рассказов о чёрте восторжествовала над верованием, над информативной функцией повествований о нем.

Нами рассмотрена устная проза, повествующая об основных персонажах так называемой низшей мифологии, причем преимущественно былички и тесно связанные с ними бывальщины. Помимо них мифологические образы встречаются и в других жанрах устной прозы — легенде, предании и сказках.

Легко обнаружить, что между двумя, казалось бы противоположными, видами устной прозы — сказочной и несказочной — происходит постоянное взаимодействие; предания и легенды используют многие чисто сказочные ситуации и приемы, былички и бывальщины с течением времени становятся сказкой. С другой стороны, в сказке используются отдельные элементы народных верований, в частности, среди ее персонажей встречаются многие образы народной демонологии.

Мифологические образы в русской устной прозе, восходя к общему источнику — народному верованию, вместе с тем глубоко различны качественно и функционально не только в сказочной и несказочной прозе, не только в разных прозаических жанрах, но даже в разных видах сказки — в волшебной, легендарной и бытовой. Объясняется это тем, что они включаются в разные системы образов, самые разнообразные структуры.

Связь мифологических персонажей с отдельными жанрами фольклора очень многообразна. Так, на»-пример, образ домового, несмотря на крайнюю свою популярность, не выходит за пределы несказочной прозы, русалка, помимо быличек и бывальщин, фигурирует в обрядовых песнях и немногих волшебных сказках, в которых образ ее в большинстве случаев навеян литературными источниками, водяной встречается в очень архаичных сюжетах волшебной сказки, а также в былине о Садко и т. д.

Если в легенде и предании демонический образ существенно не отличается от образа былички или бывальщины, то в сказке персонажи низшей мифологии перестают быть явлением верования и переходят в иную повествовательную систему. Трансформация мифологического образа в героя развлекательного повествования — процесс длительный, сложный и многообразный. При этом трансформация «верования» в произведении искусства слова идет различными путями в волшебной и бытовой сказке. Мы это видели на примере образа водяного в волшебной сказке и образа чёрта и лешего в бытовой. Если водяной в первой сохраняет черты повелителя, хозяина водной стихии, если он остается страшным и опасным для человека, то леший и, особенно, чёрт во второй начисто лишаются романтического начала и рисуются как нарочито приземленные заправские герои новеллистического или сатирического рассказа.

Не случайно, что именно эти два мифологических персонажа вошли в систему образов бытовой сказки. Объясняется это тем, что в суеверных рассказах они выступают не только как хозяева стихий или как воплощение страшных враждебных человеку потусторонних сил, но подчас и как озорники, мелкие проказники, шутники, трикстеры. Именно такая ипостась лешего и черта, ипостась трикстера, приводит к тому, что персонажи эти, не меняясь в корие, легко входят в бытовую сказку и анекдот. Даже больше — многие рассказы о лешем и чёрте стоят как бы на грани двух видов прозы, неся в себе как бы «мерцающую» веру в достоверность персонажа и, вместе с тем, обнаруживая ироническое отношение рассказчика и аудитории к россказням о нечисти. Во всяком случае в них нет уже того трепета, того страха перед потусторонним миром, того ужаса перед его тайнами, которые характерны для суеверного рассказа. Входя в бытовую сказку или анекдот, этим мифологическим персонажам надо сделать лишь небольшой шаг, чтобы включиться в совсем иную систему образов.

Очень существенно, что, как правило, сюжеты сказок, в которые включаются образы чёрта и лешего, не случайны, а находят свои типологические аналогии в несказочной прозе. Это сказки о встрече человека с мифологическим персонажем, о договоре с ним, о соревновании в силе и уме и т. д.

Вместе с тем большинство сказок, входящих в цикл, обозначенный в «Указателе» Антти Аарне как сказки о глупом чёрте, в русском фольклоре обходится без чёрта, в роли которого чаще всего выступает хитрый и ловкий работник, который одурачивает своего противника — попа, барина, кулака.

Если же речь в сказке идет о чёрте (нли лешем), то он в бытовой сказке никогда не одерживает победы над человеком, а действительно является «глупым чёртом». Это сказка «Дележ урожая», в которой мужик оставляет чёрта, как н медведя в аналогичном сюжете, в дураках (вершки и корешки) при дележе (АТ 1030), сказка «Баба хуже чёрта» о попытке чёрта поссорить супругов и его неудаче, что с легкостью удается склочной бабе (АА 1165*), как чёрт стоит на часах (АТ 1166*), как он соревнуется с работниками в силе и скорости (АТ 1045), как чёрт (леший) спорит с мужиком о том, кто покажет более необыкновенное животное, и попадает впросак, не распознав, что диковинное существо — ползущая окарачь баба (АТ 1091), как леший (чёрт) защемил руку (АТ 1136) и криком «я сам!» вводит в недоумение другого чёрта, как строптивая жена попадает к чертям в яму (АТ 1164), а мужик отыгрывается на страхе чертей перед его женой, как солдат учит чертей (АА* 1166). Сюда относятся и сказка о том, как солдат на лешем летал в Петербург, и две сказки рабочих: о чёрте и кузнеце и о черте и молотобойце, в которых чёрт является персонажем острой социальной сатиры.