Альманах «Знак вопроса» - Знак вопроса, 2003 № 04

В великие творческие эпохи прошлого между музыкантами и слушателями царило единство. Их связывали общие художественные вкусы, единое мировосприятие. Однако провозглашенное авангардом пассивное слушание музыки может вызвать глубокое успокоение, гармоническое состояние духа и нервную разрядку. Но разве предназначение музыки только в этом? Разве она не призвана рождать пламенные страсти, одухотворенные всплески духа?

В рамках авангардистского искусства родилось еще одно направление — дадаизм.

Дадаизм (от фр. dada — «деревянная лошадка», слово выбрано наугад в случайно открытой странице словаря) — движение в искусстве и литературе минувшего века. Опыт войны, доказавший ничтожность человеческой жизни, вызвал у дадаистов ощущение бессмысленности человеческого существования. Поэтому в их сознании возникла парадоксальная мысль о том, как важно уничтожить сам человеческий разум и его достижения. Они предложили искоренить те культурные принципы, которые, как они считали, ответственны за катастрофу. Вот почему они поставили перед собой задачу — разложить слово. Ведь именно на нем держится европейская цивилизация.

Особую активность дадаизм проявил в Германии, на духовной жизни которой отразилось ее поражение в Первой мировой войне. Закончив в 1910 г. работу над книгой «Записки Мальте Лауридса Бригге», австрийский поэт Райнер Мария Рильке (1875–1926) настолько устал, что готов был никогда больше ничего не писать. Он утверждал: «Искусство никому не нужно… Разве оно способно лечить раны или избавлять человека от горечи утраты? Оно не в состоянии помочь отчаявшемуся человеку. Не может накормить голодного и согреть замерзшего». Ведущая тема его поэзии — преодоление одиночества через любовь к людям и слияние с природой.

Еще до появления дадаизма, когда о нем не было и речи, поэт выразил то, что заставляло писателей сомневаться в смысле и значимости их творчества. Они все более догадывались, что искусству в том виде, в каком они его понимали, этому воплощению прекрасного, грозит опасность стать позолотой. Хотя слово «дада» родилось в 1916 г. в Цюрихе случайно и использовалось скорее в шутку для обозначения нового направления в искусстве, уже само его появление послужило сигналом к бунту. Оно вызвало цепную реакцию во многих европейских странах.

В отличие от экспрессионизма, который стремился объединить всех в единую общность, но так и остался в основном немецким течением, дадаизм проявил себя во многих странах — в Италии, Франции, Венгрии, Югославии, даже в Нью-Йорке. Дадаизм в гораздо большей степени, нежели течения прошлого, классицизм или символизм, существовал в тесной связи литературы и изобразительного искусства. Дадаисты стремились обратиться к искусству примитивных народов. Одним из новшеств дадаистов стало «симультанное стихотворение» (симультанный — одновременный). Возникновение такого стихотворения дадаисты объясняли тем, что в городах много самых различных шумов, которые слышны одновременно. С «симультанными стихами» связано и другое новшество, при помощи которого дадаисты стремились привлечь к себе внимание: совместная работа над текстом, предназначенным для чтения вслух, предполагала и его совместное, то есть многоголосое, произнесение.

В области живописи дадаисты использовали прием коллажа. Это термин живописи, который предполагает сочетание двух разнородных элементов и материалов или же произведений искусства и реальных объектов. Коллажем также называют картину, сделанную путем наклеивания на бумажную основу тканей, фотографий, вырезок и т. д. Коллаж как» прием сам по себе отвергает порядок. Он подчинен хаосу. В картинах использовались алогичные композиции, в которых нарушались традиционные связи предметов.

Позже один из представителей этого художественного движения писал, что дадаизм не был органичным продуктом, возникшим в качестве реакции на «святое искусство», которое витало в облаках. Это движение сложилось, когда полководцы стали писать «картины» кровью. Дадаизм вынудил деятелей искусства открыто заявить, какого они цвета. Что же дадаисты делали? Они говорили, что неважно, произносит ли кто-то громкие речи или читает сонеты Петрарки, Шекспира или Рильке, золотит каблук или вырезает фигуры Мадонны: все равно гремят выстрелы, наживаются спекулянты. Зачем тогда все это искусство?

Разумеется, этот протест был во многом наивным, пронизанным пафосом упрощения. Представитель дадаизма Курт Швиттерс писал: «Один деятель искусства спросил меня как-то, почему я в конце 10-х — начале 20-х годов использовал для своих картин всякие старые вещи, частично найденные на помойках, и считаю ли я оправданным использование таких «материалов» сегодня; и о чем я вообще думал, создавая картины, похожие скорее на мусорные ящики, чем на произведения вечного искусства; и не мог ли я с таким же успехом использовать для создания таких картин масляные краски» (Дадаизм. — М., 2002, с. 466). Отвечая на эти вопросы, К. Швиттерс спрашивал: что такое произведение искусства? Чем отличается произведение искусства от любого «художественного» проявления окружающей среды? То, что создано природой, искусством не является, хотя оно и вдохновило бесчисленное количество людей на создание произведений искусства. Природа вдохновляет художников. Она — шедевр, созданный нашим Творцом, но отнюдь не произведение искусства.

Давайте посмотрим на пейзаж, разъяснял свою позицию Швиттерс. Голубизна отдаленных гор возникает за счет цвета самого воздуха, в то время как водяные испарения окрашивают удаленные предметы в красный цвет, а солнце придает всем локальным цветам золотистый оттенок. В результате на локальные цвета серых полей и зеленых лесов отдаленных гор ложится оттенок голубого, красного и желтого; к этому добавляется высветление отдельных предметов за счет попадания света и затемнение за счет водяных испарений и воздуха, отделяющего нас от объекта восприятия. Результат получается абсолютно однозначного цвета, который является таким, какой он есть, и другим быть не может. Но в течение дня цвет меняется в зависимости от увеличения или уменьшения плотности воздуха, содержания в нем влаги и от направления солнечного света. Цвет горы вдалеке является, таким образом, в отношении остальной природы фактором непостоянным, как непостоянными являются и факторы окружающей гору среды. И тогда может случиться, что в какое-то определенное время вдруг наступит чрезвычайно благоприятный момент для того, чтобы взять этот фрагмент природы в качестве основы для создания художественного полотна, в то время как тот же самый фрагмент в другое время для этой цели может оказаться абсолютно непригодным. В произведениях же искусства цвета, как составные части композиции, имеют определенные и абсолютно иные значения, чем в природе.