Никита Моисеев - ЧЕЛОВЕК И НООСФЕРА

Я думаю, что интеллект (Разум) сам по себе вряд ли оказал сколько-нибудь значительное воздействие на формирование общественных структур. Во всяком случае, оно им не контролировалось, и процесс носил стихийный характер. На начальном этапе развития человека возникновение тех или иных организационных форм, тех или иных запретов, как и сама внутривидовая борьба, было типичным явлением самоорганизации. Кроме того, процесс эволюции носил отнюдь не прямолинейный характер. Роды и племена, отставшие в силу каких-то причин в своем развитии и вытесненные из своих угодий более сильным конкурентом, могли оказаться в более трудных, но тем не менее более благоприятных условиях, стимулировавших дальнейшее развитие. Надо было лишь суметь к ним приспособиться, создать соответствующую технологию и т. п.

Если такое удавалось, то подобные роды (племена) начинали быстро прогрессировать и через десяток поколений «начисто» обгоняли своих в прошлом более сильных соперников. Другими словами, закон неравномерности стихийного развития общества действовал еще в глухие доисторические времена.

К сказанному надо добавить, что долгое время, в течение сотен тысяч лет, существовало, вероятнее всего, несколько различных типов неоантропов, конкурирующих друг с другом и в чисто биологическом плане. Иными словами, борьба за выживание у антропоидов носила сложный, комплексный характер: наряду с борьбой между различными организационными структурами первобытных сообществ, борьбой, которая, вероятно, определяла основные особенности отбора и скорость эволюции во время палеолита, имела место также и определенная биологическая разобщенность конкурирующих видов, занимавших, по-видимому, одну и ту же экологическую нишу. Это обстоятельство — совсем не маловажный фактор в становлении современного человека.

Я уже обращал внимание на то, что весь процесс самоорганизации живого мира можно излагать в контексте развития памяти. Такой подход позволяет обнаружить некоторые интересные особенности мирового эволюционного процесса. Попробуем их проследить.

На заре жизни сформировался первый способ хранения информации — генетическая память. При этом из множества ее возможных носителей — языков, которые с помощью определенного алфавита кодируют наследственную информацию, сохранился тот единственный язык, чей алфавит ныне только и используется земной жизнью: все живое на планете обладает одной и той же формой наследственной памяти.

Этот факт кажется удивительным, но он свидетельствует об особенностях отбора начального этапа развития жизни. Особенности эти были таковы, что из некоторого числа близких организационных форм генетической памяти в конечном счете сохранилась только одна. Произошло, видимо, нечто похожее на то, когда одну и ту же экологическую нишу занимают два близких вида. В подобной ситуации один из них либо погибает, либо меняет свою область обитания.

Примечание. Утверждение о единственности генетического кода сегодня уже не кажется столь бесспорным, как это было несколько лет тому назад. По-видимому, дело обстоит сложнее, чем я его здесь представляю. Код ядерной ДНК отличается от структуры белков ДНК митохондрий, которые в известных условиях также способны к размножению.

Значительно позднее появилась новая форма памяти — обучение. Ее появление знаменует начало еще одного важнейшего этапа развития процесса самоорганизации живой материи. Обучение по принципу «делай, как я!» определило возможность возникновения кооперативных сообществ у высших животных. Использование термина «кооперативное сообщество» здесь вполне уместно, ибо обозначенный им принцип обучения был, по существу, алгоритмом отыскания возможного компромисса между интересами (целями) отдельного существа и той организации — стада, популяции, — элементом которой он является.

Новую революцию, новый качественный скачок жизнь делает тогда, когда овладевает возможностью создать «искусственное», то есть новые формы неживой материи, которые без предшественников человека созданы быть не могли. Для этого требовалось развить еще одну форму памяти, без которой нельзя сохранить и накапливать постепенно приобретаемый опыт в создании средств и способов труда и совершенствовании того, что мы назвали «искусственным».

И надо заметить, что эта новая память, новая ее организация (запреты и система «Учитель»), позволяющая наилучшим образом наследовать опыт людей, наилучшим образом сочетать возможности человеческого интеллекта со способами передачи его достижений, также сохранилась в конечном итоге в единственной форме. Ее носителем сделался Homo sapiens, который в силу невозможности конвергенции имеет единственного предка — человека из Кроманьона!

Таким образом, и здесь мы сталкиваемся с тем же феноменом, что и при возникновении генетической памяти. Но теперь «единственность окончательного результата» объяснить гораздо легче. Все возможные кандидаты на место человеческого предка действительно занимали практически единственную экологическую нишу. И различия между ними носили главным образом организационный характер. Они все были близкими видами гоменидов при наличии известных биологических различий, что вносило свою лепту в характер той борьбы, которая разворачивалась между ними на планете.

Можно представить себе накал борьбы за право сделаться предком современного человека. Слабые претенденты, обладавшие худшей родоплеменной организацией и, следовательно, худшей техникой, худшими боевыми достижениями, стирались с лица Земли без остатка. Ведь каждая экологическая ниша может быть занята только одним видом. Последний эпизод этой трагедии разыгрался, вероятно, уже в почти историческое время.

Во второй половине XX века в печати было несколько сообщений о том, что останки кроманьонцев и неандертальцев найдены почти рядом (например, на Ближнем Востоке). При этом датировка возраста их останков углеродным методом давала очень близкие значения. Поэтому можно предполагать, что еще в последнюю ледниковую эпоху или накануне ее на Земле жили одновременно и кроманьонцы, и потомки неандертальцев (или другие виды гоменидов, близкие к неандертальцам). Но к началу голоцена на планете остались одни кроманьонцы.

Среди антропологов нет единства во взглядах на взаимосвязь между кроманьонцами и неандертальцами. Одни считают, и это наиболее распространенная точка зрения, что неандертальцы — это просто предшественники кроманьонцев. Другие же предполагают, что кроманьонцы и неандертальцы (во всяком случае, какие-то расы неандертальцев) — это два существовавших параллельно вида пралюдей.