Константин Асмолов - Не только ракеты: путешествие историка в Северную Корею

На фоне осеннего обострения между США и КНДР к истории Отто-Фредерика случился новый виток интереса. Сначала Трамп заявил, что юношу пытали «хуже, чем можно представить» (beyond belief), а потом родители покойного дали интервью, в котором рассказали о том, что зубы их сына несли следы пыток [132].

И хотя практически сразу же после этого последовало заявление коронера о том, что зубы были в порядке и никаких следов, указывающих на применение пыток, найдено не было [133], де-факто этот момент был проигнорирован. Аргументы таковы: существует множество пыток, которые не оставляют явных следов, и потому при ответе на вопрос «пытали или нет» элементы внешнего воздействия не имеют значения. Раз юноша вернулся в таком состоянии, а потом умер, значит, пытали.

24 октября 2017 г. в Палате представителей Конгресса США подавляющим большинством (415 депутатов за, против лишь двое [134]) был принят названный в честь Отто Вомбиера законопроект [135], который предусматривает меры «вторичного бойкота», в том числе закрытие доступа к международной финансовой системе, для иностранных финансовых компаний, которые сотрудничают с Пхеньяном. Таким образом, администрация США красиво убила двух зайцев. Безутешные родственники и их группа поддержки получили зримое подтверждение того, что их не бросили, а власть провела очень важный компонент односторонних санкций, укрепляющий политику «или вы работаете с Северной Кореей, или вы работаете с США».

Вопрос. А вот режиссер В. В. Манский в своем фильме и интервью пишет,что «там всё – фэйк». Верить ли ему?

Ответ. Вышедший в 2015 г. фильм Виталия Манского «В лучах солнца» наделал в свое время много шуму, а интервью, которые давал режиссер, изрядно повеселили корееведов, вне зависимости от их политической ориентации и уровня симпатий к Пхеньяну.

Сам фильм не произвел на меня впечатления: неужели кто-то знакомый с северокорейским официозом не предполагал, что их документалистика снимается в стиле «кубанских казаков» и во многом постановочна? Отсутствие действительно разоблачающих режим и показывающих «темную сторону КНДР» кадров подменяется тревожной музыкой, операторскими планами и авторскими комментариями, но таким образом можно снять сюжет про любую страну – северокорейские ролики про жизнь в США выполнены в аналогичной стилистике.

Но на взгляд автора это очень показательный пример того, как человек, который заранее знал, что он увидит в КНДР, увидел именно то, что хотел, и не захотел увидеть больше. Так как автор обладает некоторой инсайдерской информацией, мы попробуем рассказать детали, стараясь сохранять объективность, ибо ажиотаж вокруг фильма породил несколько версий событий, как отбеливающих Манского, так и очерняющих его.

Я думаю, аудитории известно, что Манский – человек оппозиционных взглядов, занимающий довольно жесткую позицию по отношению к российскому режиму. В этих кругах существует вполне сложившееся отношение к КНДР, вместе с точкой зрения о том, что очень скоро по уровню авторитаризма путинская Россия ее догонит. С моей точки зрения, на этом пути РФ придется сначала догнать и перегнать Южную Корею, но, в данном контексте, речь не об этом.

Известно, что идея снять кино о КНДР внутри КНДР была у Манского давно, как и вполне сформировавшийся взгляд на Северную Корею как общество «людей-винтиков». Это важно, потому что, возможно, он собирался не открывать что-то новое для себя, а искать подтверждения тому, что «и так было для него очевидно».

По поводу начала проекта, однако, есть несколько версий, и они отличаются с точки зрения того, «кто на ком стоял». Одна версия говорит о том, что, пользуясь объявленным годом дружбы между двумя странами, Манский подал заявку в министерство культуры и получил деньги по гранту – на совместный проект в рамках года, фильм, который должен способствовать взаимопониманию и улучшению культурных связей двух стран. Другая, что сначала Манский пробовал наладить контакт с КНДР, но ему пояснили, что проект должен быть совместным мероприятием. После чего он, используя риторику года дружбы, подал заявку в минкульт и попросил поддержать проект.

Как бы то ни было, минкульт дал денег, но формально совместный проект был между студией Манского и Корейской корпорацией по экспорту и импорту фильмов. Говорить, что у Манского был заказ на производство фильма от российской или корейской стороны, с правовой точки зрения не совсем корректно. С другой стороны, Манский снимал не на свои деньги, а на деньги минкульта, и на взгляд автора, это всё же накладывало определенные обязательства, так как спонсоры обычно не очень любят нецелевые траты выделенных средств. И тем более – (условную) ситуацию, когда деньги давались на патриотический боевик, а вышла злая пародия, или детская пьеса о зайчиках оказалась аллегорической притчей о зайчиках-геях. Потому понятно, что в итоге думают о Манском в госструктурах.

Северяне получили с российской стороны довольно много за сам факт съемок, но по непонятной мне причине взаимодействие проходило не на должном уровне – от условий содержания (гостиница «Пхеньян», где они жили, считается местом для довольно почетных гостей, но свет и вода в 2017 г. там были по часам) до попыток требовать дополнительный бакшиш категории «дайте денег на бензин».

Ощущение такое, что северокорейские контрагенты воспринимали Манского как частный проект богатого иностранца, обмануть которого не грех, а доблесть. Отчего этот вопрос не урегулировали по административной линии, мне неясно, так как с посольством контакту Манского был, и они эти проблемы решали.

В чём проблема и почему северяне вели себя так, у меня пояснений нет. Слышал, что незадолго до того был прокол с какой-то западной компанией, после чего закрутили гайки, но это не объясняет выдаивания средств. Иной вариант – заранее дули на воду, так как случаи, когда российский журналист даже прикидывался чучхелюбом, а потом делал издевательский репортаж, – нередки. Ныне работающий на «Радио Свобода» Роман Супер прославился подобным совсем незадолго до этого визита.

Некоторые детали сравнения я опускаю именно потому, что мы находились в своей ситуации и своем «режиме благоприятствования», а Манский и его съемочная группа – в своей. Может, ему запрещали куда больше, чем нам. Поэтому где впоследствии он сознательно наврал, а где мог искренне недопонять (например, с одновременно включающимся светом), мне неясно. Благо он художник, а не исследователь и мог «увидеть то, что увидел», не пытаясь что-то перепроверять. А с учетом изначально оппозиционных взглядов и личного раздражения, возможно, не очень-то и хотелось.