Агата Кристи - Багдадская встреча. Миссис Макгинти с жизнью рассталась. После похорон

Пуаро метнул на нее быстрый взгляд.

Откуда вдруг такое раздражение в голосе?

Миссис Оливер, совершенно ошарашенная, пыталась как-то затеряться в углу крошечной театральной гардеробной. Но с ее габаритами разве затеряешься? Наоборот, она еще больше бросалась в глаза. Вокруг нее, стирая полотенцами грим с лица, так и роились бравые молодцы и то и дело навязывали ей теплое пиво.

Доброе расположение духа вернулось к миссис Апуорд довольно быстро, и она благословила их перед уходом Робин позаботился о том, чтобы все необходимое было у матушки под рукой, и, уже сев в машину, пару раз возвращался в дом — нанести последние штрихи.

Когда он уселся за руль окончательно, на лице его поигрывала ухмылка:

— Мадре уже звонит по телефону, а кому — так мне и не сказала. Вот старая шалунья! Но я и сам знаю.

— Я тоже, — откликнулась миссис Оливер.

— И кому, по-вашему?

— Эркюлю Пуаро.

— И я о нем подумал. Решила из него что-нибудь выудить Мадре обожает всякие тайны. Ладно, дорогая, насчет сегодняшнего спектакля. Вы должны мне сказать, как вам понравится Сесил — только, чур, честно — и таким ли вы видите Эрика…

Разумеется, Сесил Лич не имел ничего общего с Эриком, каким его видела миссис Оливер. Это было типичное не то. Сам спектакль доставил ей удовольствие, но после него пришлось «пообщаться с актерами», и это было для нее сущей мукой.

Зато Робин чувствовал себя в своей тарелке. Ухватив Сесила за грудки (по крайней мере миссис Оливер показалось, что это был Сесил), он трещал без умолку. Совсем не приняв Сесила, миссис Оливер отдала предпочтение некоему Майклу, который как раз занимал ее какой-то безобидной болтовней Майкл, во всяком случае, не ждал от нее ответных излияний, собственно говоря, он предпочитал монолог. Некто Питер изредка встревал в их беседу, но хлипкий ручеек, в котором перемывались чьи-нибудь косточки, все-таки тек по воле Майкла.

— …Это так мило со стороны Робина, — говорил он. — Мы так его упрашивали, так приглашали! Нет, мы понимаем, он же под каблуком этой кошмарной женщины, да еще под каким! Ходит перед ней на задних лапках. Но человек на диво талантливый, правда? Робин очень талантливый. Возлагать такого на материнский алтарь — это просто грех! Ох эти женщины! Многие из них — настоящие чудовища. Знаете, как миссис Апуорд обошлась с несчастным Алексом Роскоффом? Сначала вцепилась в него мертвой хваткой и не выпускала целый год, а потом узнала, что никакой он не русский эмигрант. Понятное дело, он ей плел всякую всячину, расписывал свою прошлую жизнь, мы знали, что все это брехня, но, в конце концов, что тут такого, ей же с ним было весело. И тут она выясняет, что он всего-навсего сын портного из Ист-Энда [194] Ист — Энд — большой промышленный и портовый рабочий район к востоку от лондонского Сити. , и в ту же секунду его бросает… Нельзя же быть таким снобом, верно, дорогая? Вообще-то Алекс был даже рад, что отделался от нее. Говорил, иногда она на него прямо ужас наводила, думал, у нее не все дома. А эти вспышки гнева! Робин, дорогой, мы как раз вашу замечательную мать вспоминаем. Жаль, что она не смогла приехать. Зато вы привезли миссис Оливер — это королевский подарок. Ее убийства просто прелесть.

Пожилой мужчина с низким гулким голосом схватил миссис Оливер за руку; ладонь его оказалась горячей и липкой.

— Как мне вас благодарить? — воскликнул он проникновенным, полным меланхолии голосом. — Вы спасли мне жизнь — и не однажды.

Потом все вышли на свежий воздух и перебрались в «Конскую голову», где легкие возлияния и театральные пересуды успешно были продолжены.

Наконец пришло время ехать домой. Миссис Оливер изрядно устала. В машине она откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. У Робина же, наоборот, открылось второе дыхание — он трещал как сорока.

— …вам тоже кажется, что это отличная мысль, верно? — закончил он.

— Что?

Миссис Оливер вскинулась, распахнула глаза.

Оказывается, она забылась в ностальгическом сне о доме. На стенах — чучела экзотических птиц, украшения из листьев, рабочий стол, пишущая машинка, черный кофе, повсюду яблоки… Какое блаженство — ты предоставлен сам себе, никому ничего не должен… Какое блаженство! Писателю незачем вылезать на свет Божий из своей тайной цитадели. Писатели — народ робкий, не очень общительный, не умея приноровиться к жизни в обществе, они изобретают себе спутников и говорят их устами.

— Вы, кажется, устали, — заметил Робин.

— Не сказала бы. Просто я не очень схожусь с людьми, вот и все.

— Я людей обожаю, а вы? — счастливо проворковал Робин.

— Нет, — твердо ответила миссис Оливер.

— Не может быть. В ваших книгах столько людей!

— Это другое. Я предпочитаю деревья, от них веет таким покоем.

— А я без людей не могу, — преподнес Робин как очевидный факт. — Они меня вдохновляют.

Они подъехали к воротам Лэбернемса.

— Идите в дом, — распорядился он. — А я сначала поставлю машину.

Миссис Оливер, как обычно, с трудом выбралась и зашагала по дорожке.

— Дверь не заперта, — напомнил Робин.

Так оно и оказалось. Миссис Оливер толкнула дверь и вошла в дом. Свет не горел — не очень-то любезно со стороны хозяйки. Или это она из соображений экономии? Богатые — они нередко такие экономные. В холле улавливался запах духов, каких-то экзотических и дорогих. На секунду миссис Оливер даже засомневалась — не в чужой ли дом она зашла? Потом нащупала выключатель и повернула рычажок.

Квадратный холл, обшитый дубовыми досками, озарился светом. Дверь в гостиную была приоткрыта, и в проеме она увидела ногу. Значит, миссис Апуорд спать так и не ушла. Она заснула в кресле, и, судя по тому, что свет был выключен, заснула давно.

Миссис Оливер подошла к двери и включила свет в гостиной.

— Мы вернулись, — начала она и тотчас осеклась.

Рука ее метнулась к горлу. Там словно застрял тугой ком, и в нем увяз крик, бессильно рвущийся наружу. Она лишь сдавленно пробормотала:

— Робин… Робин…

Вскоре она услышала его шаги — насвистывая, он шел по дорожке, — быстро обернулась и побежала к входной двери встретить его.

— Не входите туда… не входите. Ваша мама… она… она умерла… по-моему… ее убили…

— Чисто сработано, ничего не скажешь, — пробормотал инспектор Спенс.

Его и без того красное, крестьянское лицо побагровело от гнева. Он перевел взгляд на Эркюля Пуаро, тот сидел напротив и строго внимал ему.

— Чисто, но до чего мерзко! — продолжал он. — Ее задушили шелковым шарфом. Ее собственным, он был на ней — кто-то оплел его вокруг ее шеи, перекрестил концы и потянул. Чисто, быстро, по-деловому. Таким способом убивали своих жертв разбойники в Индии. Никакой борьбы, никакого крика, зажимается сонная артерия — и все.