Иван Филоненко - Хлебопашец

Видно, не случайно вспомнилось все это. Пройдет несколько дней — и лагерь облетит радостное, пьянящее слово «мир». Советская Россия и Германия заключили договор о мире!

Кто принес эту долгожданную весть? Казалось, услышали ее сразу все: улыбались конвойные, ликовали пленные. И те и другие жили одной думой: «Скорее домой!»

Уже формировались партии для поочередной отправки на родину. Уже ушли первые эшелоны с пленными, получившими свободу. Уехали те, кого ждут дома дети. Терентий Мальцев, человек женатый, но не имеющий детей,— дочь померла еще в шестнадцатом,— оказался в списке одной из последних партий, которой предстояло отправляться в июле.

И вот день этот и час настал! Постирали, помылись, собрали все свои вещички — много ли их у пленного? — и на станцию, по вагонам, домой!

Однако эшелон с пленными все стоял и стоял в тупике. К вечеру — что такое? — выставили часовых, с ожесточением и угрозами закрыли двери вагонов. Что-то опять переменилось в мире.

Утром их вывели из вагонов. Построили в колонну и повели той же дорогой, по которой и сюда шли. В лагерь?

Не знали горемыки, что накануне, когда они стирали, мылись и собирались домой, левые эсерки провоцируя войну, убили в Москве германского посла Мирбаха.

И снова те же окрики конвойных: «Работай, рус, работай...» Сколько окопов на полях Курляндии было уже зарыто, сколько дорог выправлено, мостов отремонтировано! Сколько раз проклиналась судьба, обрекшая на каторжные мучения, переносить которые уже не было никаких сил. А им конца и края не видно.

В одну из таких горьких минут отчаявшийся Терентий Мальцев оказался на мосту в Митаве — их конвоировали с работы. Остановился у перил, глянул вниз, ка текучую воду реки. Уже склонился, чтобы опрокинуться, утонуть — избавиться от муки и окаянной жизни. И опрокинулся бы, да увидел камни сквозь прозрачную текучую воду: страшно стало от мысли, что вот упадет он сейчас и разобьется об эти камни. Отшатнулся от перил, вернулся в колонку, все еще шагавшую по мосту.

Через шестьдесят лет он приедет в Елгаву, город, который когда-то давным-давно, многие местные жители уже и не помнят, когда это было, именовался Митавой. Побывает в тех казармах, в которых был лагерь военнопленных. Постоит на том самом мосту через Лиелупе — когда-то ее называли Аа Западная — и вспомнит время, когда и жить-то было невмоготу и с жизнью расставаться страшно...

В сентябре их снова погрузили в эшелон и повезли. На восток? Нет, на запад, все дальше и дальше от родины, от России. Германия, продолжавшая войну на западном фронте, нуждалась в рабочей силе. На ее заводах и фабриках уже работало около двух миллионов русских военнопленных. Мальцев оказался в одном из лагерей под Кведлинбургом.

В дощатых бараках, сколоченных на скорую руку и огороженных колючей проволокой, было собрано двадцать тысяч узников. Отсюда их наряжали на работу по всей округе. За колючей проволокой, оградившей серые зловонные бараки, стиснувшиеся на небольшом поле, видны были лесистые склоны Гарца, красоту которых воспели многие поэты. Но красота радует глаз и душу свободного человека, а загнанного в неволю только печалит: он еще сильнее тоскует о свободе, еще невыносимее делается жизнь его.

Державы Антанты, нанесшие Германии поражение в первой мировой войне и принявшие ее капитуляцию, потребовали от германского правительства дальнейшей задержки русских военнопленных. В России разгоралась гражданская война, ширилась военная интервенция Антанты, пытавшейся задушить молодую Советскую республику. Задерживая в Германии около двух миллионов пленных, интервенты тем самым изолировали их от борьбы с контрреволюцией в России. Они понимали: отпусти военнопленных на родину — Красная Армия получит значительное пополнение. Но можно влить это пополнение и в белую армию Тогда надо отправлять военнопленных не через красный Петроград, а в занятые интервентами и белогвардейцами районы Украины и юга России.

Советское правительство предвидело это и вовремя предприняло меры. В конце января 1919 года в лагерь Кведлинбурга прибыли представители Коминтерна, два русских коммуниста — Озолинь и Александровский. Они-то и рассказали о замыслах Антанты.

— Родина просит вас не поддаваться ни на какие уловки,— говорили коминтерновцы иа заседании лагерного комитета. — Требуйте отправки домой только через Петроград, и вы увидите, они на это не согласятся.

От имени двадцати тысяч военнопленных комитет заверил: какие бы тяготы ни выпали на их долю, они не вступят в ряды контрреволюции, не поднимут оружие против народа, не согласятся на возвращение через занятые интервентами и белогвардейцами районы.

Заседание комитета проходило в лагерном клубе, устроенном пленными в одном из бараков. Над сценой — срисованный с открытки портрет Ленина. Такую карточку хранили многие узники лагеря. Была она и у Мальцева. Он пронесет ее через все преграды. сбережет на всю жизнь.

Предупреждение оказалось своевременным. Через несколько дней в лагерь зачастили благотворительные миссии Красного Креста: американцы — с подарками, священнослужители — с сочувствием и наставлениями, белогвардейские офицеры — с уговорами и призывами. К одному клонили — путь на родину лежит только через «освобожденные» от большевизма районы.

— Отправляйте в Петроград — стояли непоколебимо военнопленные.

Американцы поторопились покинуть лагерь — подарки летели им вслед. Белогвардейцы бежали под свист и улюлюканье многотысячной толпы. Священника, исподволь сколотившего вокруг себя согласных ехать в «самостийную» Украину, ночью раскачали и перебросили через забор.

В лагере издавалась нелегальная газета «Лагерная правда», рассказывавшая отторгнутым от родины рабочим и крестьянам о молодой Республике Советов, о контрреволюции и ее вдохновителях, о солидарности пролетариев всех стран, громко заявивших: «Руки прочь от Советской России!»

Печаталась «Лагерная правда» на шапирографе, приборе, предназначенном для размножения рукописных оттисков. Готовил газету к печати Терентий Мальцев. Просиживая ночи напролет, он при свете «летучей мыши» специальными чернилами выписывал букву за буквой весь номер будущей газеты.

1 февраля 1920 года Мальцев одним из первых вступает в Русскую секцию при Коммунистической партии Германии и получает от партийного комитета лагеря удостоверение под номером восемь. Он сразу же становится активным членом партии; продолжает писать газету, участвует в организации рабочих команд, поддерживает связь с комитетами других лагерей, нелегально, пользуясь «аусвайсами» — увольнительными и командировочными удостоверениями,— ездит по помещичьим усадьбам и заводам, где работали русские военнопленные, встречается с председателем коммунистической организации Кведлинбурга Станиславом Мюллером и секретарем этой организации Карлом Шуманом, развозит газеты и другую революционную литературу, организует коммунистические ячейки в рабочих командах.