Штефан Хаузнер - Даже если это будет стоить мне жизни! Системные расстановки в случае тяжёлых заболеваний и устойчивых симптомов

Я спрашиваю пациента, достаточно ли это для него, и он отвечает утвердительно. В заключение я говорю ему еще: «Хорошее для тебя место — рядом с твоим отцом, и тебе нужно отпустить мать». Он согласно кивает и говорит: «Я знаю!»

Еще через четыре месяца он приходит на расстановочную группу, сопровождая свою жену, и я прошу его коротко описать, как для него развивался процесс.

Я помню только, что мне было нелегко положить голову на плечо отцу, но в конце концов мне удалось расслабиться в его руках и я смог посмотреть ему в глаза. Это было очень хорошее чувство.

После расстановки я сначала опять чувствовал сильную усталость. Со стороны тела реакций было не так много. Газов стало меньше, я стал медленно, но верно терять вес, хотя диету не соблюдал. Я купил себе новую одежду, а еще я заметил, что мне стало в целом легче заботиться о себе и поддерживать себя в форме. Я более избирательно и не так безудержно ем. Беспокойство, которое я раньше постоянно испытывал, заметно улеглось. После одного-единственного сеанса у кра-ниосакрального терапевта напряжение в кишечнике прошло и больше не появляется. В этом я чувствую заметное изменение. У меня больше практически не бывает изжоги и не возникает проблем с сердцем, обусловленных работой кишечника (синдром Рёмхельда), которыми я мучился много лет.

Подробное рассмотрение этой важной и обширной темы увело бы нас здесь слишком далеко. Желающих познакомиться с ней более глубоко я отсылаю к Левину (Levine, 1998) и Сент-Джаст (St. Just, 2005).

В принципе я считаю метод системной расстановки не подходящим для работы с глубокими личными травмами. Однако, проводя расстановки (особенно в группе), мы постоянно сталкиваемся с реактивацией ранних травматических переживаний у пациентов и, может быть, еще чаще у других членов группы. Помочь избежать ненужной ретравматизации может ориентированный на решение и ресурсы способ действий.

Самый простой и всегда доступный ресурс - это время. Согласуя темп и ритм своих действий со способностью пациента интегрировать интервенции и происходящее в расстановке, терапевт может предотвратить реактивацию травмы. Если появились такие симптомы травмы, как частое, поверхностное дыхание, холодный пот и мышечный тремор (Levine, 1998, стр. 129 ff.), то первая возможная мера для контррегуляции - это замедление терапевтического процесса, а также процессов расстановки.

О раннем прерывании движения любви мы говорим в том случае, если ребенок вследствие ранней разлуки с матерью или отцом утрачивает доверие к родителям и, боясь повторного переживания этой потери, больше не идет на близость с ними, даже если родители потом с любовью о нем заботятся. Впоследствии ребенок сопротивляется родительскому вниманию и вытесняет испытываемую им на самом деле тоску по защищенности. Он пытается обособиться, не разочаровывая мать, и в качестве решения этого конфликта иногда развивает ту или иную симптоматику. Такая динамика отношений часто закрепляется как модель и сохраняется во взрослом возрасте. Она проявляется в супружеских отношениях и нередко проецируется на собственных детей.

Многие фобичеекие расстройства, а также такие заболевания, как астма, хронические головные боли и аллергии могут быть связаны с ранней детской травмой разлуки. Такая травма может быть следствием кесарева сечения, пребывания ребенка после рождения в инкубаторе, помещения его в ясли, госпитализации ребенка или матери (к примеру, в связи с рождением еще одного ребенка). Если родители на какое-то время оставляют ребенка на попечение родственников или знакомых, поскольку им нужно работать или уехать куда-то одним, то потом он тоже часто не может вернуться к прежней близости и доверительности в отношениях с ними.

Наряду с физической разлукой, такие же последствия может иметь и ранний эмоциональный разрыв ребенка с матерью, который может произойти еще до рождения или при появлении на свет. Связь между матерью и ребенком может прерваться во время родов, если жизнь матери или ребенка находится под угрозой или если роды сопровождаются сильным страхом (например, стремительные роды).

Разрыв эмоциональной связи может произойти во время беременности, например, если мать боится за здоровье или жизнь ребенка, поскольку ей уже приходилось терять детей или из-за диагноза или слов врача, которые заставляют сомневаться в здоровье ребенка. В результате мать уже не свободна для того, чтобы полностью открыться для ребенка. В этой связи такой термин, как «беременность с факторами риска», можно рассматривать как опасный.

Чем раньше происходит разлука ребенка с матерью и чем дольше она длится, тем ему труднее снова обрести доверие и возобновить движение к матери, отцу или другому надежному референтному лицу. Без посторонней помощи ребенку это, как правило, не удается. Динамика прерванного движения может разрешиться, если в рамках терапии мать будет крепко, но с любовью держать ребенка в руках, пока он не перестанет сопротивляться и снова не почувствует себя принятым (Prekop, 2008).

В расстановочной группе терапевт может наметить разрешающий процесс, если займет позицию матери такого пациента и, будучи максимально презентным 16 16 16 Презентность (от лат. praesens — лично присутствующий, наличный; настоящий, теперешний) — открытое, осознанное, внимательное присутствие терапевта в терапевтическом контакте. (Прим. науч. ред.). и чутким, вернет его к травматическому событию. Очень важно при этом найти точную меру возможной близости, чтобы сопротивление пациента постепенно прекратилось и он был способен принять предлагаемую ему терапевтом (как заместителем матери) близость и заботу. Таким образом желанное движение любви может впервые прийти к цели, пациент может научиться в будущем допускать все больше и больше близости, а поток любви и жизненных сил может восстановиться не только между родителями и детьми, но и между партнерами.

Расставание сразу после рождения: «Все кончилось хорошо!»

(пациентка с астмой)

На расстановочной группе для больных меня просит поработать с ней одна женщина. О том, что она страдает астмой, мне не известно. Она садится рядом со мной, и я постепенно настраиваюсь на нее и на совместную работу. Ее взгляд выдает нуждаемость, и чутье подсказывает мне, что самое главное сейчас - просто быть с ней. Через какое-то время она по собственному побуждению кладет голову мне на плечо. Я вижу, чего ей это стоит, и осторожно обнимаю ее за плечи. Вдруг она начинает глубоко и громко дышать, тогда я обнимаю ее чуть крепче. Она тяжело дышит, однако при активном движении грудной клетки остальное ее тело остается совершенно неподвижным. Похоже, ее тело не может двигаться в соответствии с дыханием, поэтому я прошу ее выразить глубокое дыхание в том числе движением тела и таким образом включить его в этот процесс. Она начинает дышать, преодолевая сопротивление моей руки, и при этом все больше и больше использует тело. Я же оставляю ей лишь столько свободного пространства, чтобы она при помощи дыхания могла медленно пройти через мои руки, как через родовой канал. Когда она таким образом высвобождает верхнюю часть тела, я прошу одну участницу группы в качестве заместительницы матери принять ее на руки. По исполненному страха взгляду пациентки я делаю вывод о возможной родовой травме, и мне в голову приходит фраза, которую говорит ей мать: «Все хорошо, мое дорогое дитя, все хорошо. Я так рада, что все кончилось хорошо». В руках у матери пациентка успокаивается и постепенно начинает дышать спокойно и свободно. То, что описано здесь в нескольких предложениях, на самом деле продолжалось почти час.