Штефан Хаузнер - Даже если это будет стоить мне жизни! Системные расстановки в случае тяжёлых заболеваний и устойчивых симптомов

Наряду с уже описанными взаимосвязями, я хотел бы обратить внимание на другие потенциально болезнетворные влияния и опасные области, с которыми мы иногда встречаемся в расстановочной работе с больными.

Народ масаев выделяет три вида проклятий, различающихся по своему применению и действию. Существует «безобидное проклятие», действие которого проходит в тот момент, когда оно произносится. Оно соответствует скорее непосредственному выражению злости, без намерения причинить вред. Поэтому его называют также «ничего не значащим и не имеющим силы».

К «действенным проклятиям» относится «справедливое проклятие» и так называемое «всеразрушающее проклятие». Им приписывается сила, способная оказывать губительное действие на протяжении поколений.

О действии проклятия я думаю, когда провожу расстановку для пациента, очень обеспокоенного своей судьбой и судьбой своих сыновей. На протяжении трех поколений все мужчины в его семье умирали довольно молодыми от остановки сердца или в результате несчастных случаев. Во время Второй мировой войны прадед пациента воевал в России.

Мы ставим заместителей для пациента, его рано умершего отца, двух погибших в результате несчастных случаев братьев отца, умершего от остановки сердца деда и прадеда. Когда я предлагаю заместителям последовать их движениям, обнаруживается, что все они с безопасного расстояния смотрят на одно и то же место на полу.

Лишь прадед продолжает неподвижно стоять на своем месте. Все заместители единодушны в своем восприятии, что в центре образованного ими полукруга должна лежать женщина. Пациент выбирает для нее заместительницу, и я прошу ее лечь на это место. Едва опустившись на пол, она говорит: «Я совершенно точно не мертвая!». Она энергично встает и исполненным злости взглядом смотрит на мужчин. Излучаемая женщиной несгибаемая суровость заставляет мужчин содрогнуться. Они все чувствуют себя в ее власти.

Только когда получает признание тот факт, что скорее всего тут произошло что-то страшное, и когда не только прадед, но и остальные мужчины совершают перед ней низкий поклон, строгость и непреклонность заместительницы этой женщины сменяются невероятной болью и она с рыданием снова опускается на пол. Лишь постепенно ей удается успокоиться, и в конце концов она закрывает глаза.

Пациент, затаив дыхание, следит за болезненным процессом заместительницы. Когда она безжизненно лежит на полу, он просит разрешения подойти к ней. Со слезами на глазах он тоже опускается перед ней на колени и склоняется до земли. Увидев его рядом с собой, заместительница, благословляя, кладет руку ему на голову и гладит его по волосам. Внезапно пациент чувствует, как с него сваливается «стокилограммовый» груз.

Берт Хеллингер (2002, S.136 ff. и 223 f.) пишет о возможном болезнетворном действии проклятия в связи с нейродермитом. В расстановках с пациентами, страдающими этим заболеванием, часто обнаруживается связь с гневом прежнего партнера кого-то из родителей. Его непрекращающаяся злость действует в новых отношениях как проклятие, которое вместо партнера зачастую поражает его детей.

Целительное действие здесь может оказать примирение с прежним партнером, например, через уважение к его любви и боли и обращенную к нему просьбу приветливо смотреть на больного ребенка, тогда проклятие перестает действовать и, может быть, даже превращается в благословение.

Охота на ведьм

(пациентка с параноидной шизофренией и синдромом дефицита внимания у сына)

По рекомендации врача на расстановочную группу для больных в Мехико приходят 45-летняя пациентка и ее мать. Во время первой расстановки с другой пациенткой дочь становится все беспокойнее и начинает громко спорить с матерью.

Та резко призывает ее замолчать, однако в перерыве дочь уже не унять, и она снова и снова кричит матери, чтобы та ушла. Потом голос дочери меняется, и она словно в панике кричит: «Уйди, дед! Оставь меня в покое!», мать снова пытается ее утихомирить, но дочь размахивает во все стороны руками и. кусаясь и царапаясь, вырывается у нее из рук. Мать уже не знает, как ей бьггь со все нарастающей агрессией дочери. Поэтому я встаю между ними и крепко держу пациентку, пока она не успокаивается.

После перерыва дочь с отсутствующим видом сидит на своем стуле. Я начинаю работать с группой и даю участникам возможность задать вопросы. Тогда она опускается со стула на пол, на четвереньках выползает на середину круга, делает угрожающие жесты и шипит, как дикая кошка. Видя такое поведение своей дочери, мать цепенеет.

Я вопросительно поворачиваюсь к лечащему врачу пациентки. Тот только пожимает плечами и говорит, что знает пациентку всего несколько дней и для него эта похожая на психоз симптоматика тоже что-то новое. Пациентка обратилась к нему в связи с приступами страха, бессонницей и ночными кошмарами.

Нужно что-то делать, и я прошу мать сесть рядом со мной. Ее лицо побледнело, как при шоке. Не успеваю я начать опрос, как дочь замечает, что мать сидит рядом со мной. На четвереньках она медленно приближается к нам, пока не оказывается стоящей на коленях перед матерью. Она шипит и снова начинает агрессивно выкрикивать: «Уйди! Уйди, дед! Оставь нас в покое!» Я спрашиваю мать об этом деде, но она не в состоянии отвечать. Тогда я прошу одного из участников группы в качестве заместителя деда встать за сидящей рядом со мной матерью. Дочь смотрит на этого мужчину и в дикой панике кричит: «Это черт! Изыди, Сатана! Уйди!» К счастью, на курсе присутствует моя коллега и подруга Марианна Франке-Грикш. Я прошу ее встать за дедом в качестве заместителя «черта». У меня есть четкое ощущение, что никому из мексиканцев давать эту роль нельзя. Сидящую рядом со мной мать бьет озноб, теперь она полностью оцепенела. Однако для дочери ситуация меняется. Выражение паники и ужаса исчезает с ее лица, его черты снова становятся человеческими, она начинает плакать и всхлипывает: «Дорогой дедушка! Дорогой дедушка!» Затем она встает и обнимает свою мать и заместителя деда. Марианна смотрит ей в глаза и приглаживает ей волосы. Дочь в изнеможении опускается на колени к матери. Та, все еще онемевшая от ужаса, реагирует механически и, не поднимая глаз, гладит ее по голове.

Когда мать и дочь приходят в себя, я заканчиваю работу, отпускаю заместителей, и мы уходим на перерыв.

После перерыва Ангелика Олвера, организатор обучающей группы, рассказывает следующую историю, которую ей в свою очередь рассказала тетя пациентки. В 1880 году дед, отец матери, жил в маленькой деревне на севере страны. Когда ему было 17 лет, в этой деревне по обвинению в ведьмовстве сожгли молодую женщину. На костре она прокляла всех жителей деревни. Все очень боялись, что ее проклятие навлечет на деревню беду, а еще поговаривали о том, что у деда была с этой женщиной любовная связь. Боясь, что его тоже могут лишить жизни, дед покинул деревню и ушел в город. Его бегство было воспринято как подтверждение того, что он находится под чарами этой женщины, и он никогда больше не решался вернуться в родную деревню.