Знание – сила, 2000 №03

На купюре в 200 лир образца 1973 года изображен другой великий итальянец, Галилео Галилей. За его плечами постройка 32-кратного телескопа, открытие гор на Луне, пятен на Солнце, четырех спутников Юпитера. Именно с его легкой руки появились на свете маятниковые часы, но самое главное, за что его помнят, — это суд инквизиции. И фраза «И всетаки она вертится!». Этот суд всегда как-то приподнимал Галилея над другими учеными из учебника физики — у нас всегда любили обиженных. Так вот этот эпизод из его биографии, оказывается, слишком преувеличен. Если верить такому серьезному историку, как Г. П раузе, [ал ил ей вовсе не стал жертвой невежественных инквизиторов. Те обошлись с ним очень мягко. Ему поставили в упрек непокорность, а в качестве наказания он должен был в течение трех лет каждую неделю петь семь псалмов. После процесса исследователь продолжал свою научную работу то у герцога Тосканского, то у архиепископа Сиены.

На самой крупной итальянской купюре достоинством в 10000 лир красуется А. Вольта. Это если коротко, как привыкли у нас, а если проявить уважение к открывателю газа метана и изобретателю первого в мире источника постоянного тока и назвать его полным именем, то, пожалуй, не хватит и целой строчки. Вольта Алессандро Джузеппе Антонио Анастасио (1745–1827) — вот так назвали его родители. Свое эпохальное изобретение — электрическую батарею — он сделал в 1800 году, использовав для этого кусочки цинка, картона, серебряные монеты и морскую воду.

Заслуга Вольта еще и в том, что он своими работами сумел объединить две враждовавшие между собой физические школы по-разному объясняющие происхождение электричества (так называемые животная и металлическая школы), и направить его изучение тем путем, который и привел науку к правильному пониманию его природы. Труды ученого были оценены еще при жизни. В 1801 году Наполеон делает его сенатором королевства Ломбардии, а император Австрии — руководителем философского факультета Венского университета.

Гордые британцы отдали пять фунтов стерлингов Джорджу Стефенсону (1781–1848). Он известен всему миру как изобретатель и строитель паровозов. Его жизнь может служить примером того, как пытливый ум идет к своей цели, преодолевая обстоятельства.

Родился он в семье шахтера, только в 18 лет научился читать и писать. Самоучкой освоил специальность механика паровых машин. В 1814 году изобрел и построил паровоз, названный им «Блюхер». В следующие два года построил еще два паровоза. На своем паровозе «Ракета» в 1825 году установил рекорд скорости — аж 50 километров в час! В том же году построил первую в мире общественную пассажирскую дорогу между Дарлингтоном и Стоктоном.

А в заключение можно сказать, что первый в мире паровоз изобрел все- таки не Стефенсон. Это сделал тоже англичанин — Ричард Тревитик в 1803 году.

Майкл Фарадей украшает собой 20-фунтовую купюру. Это имя знакомо каждому из тех, кто доучился хотя бы до восьмого класса. В его честь названа единица измерения электрической емкости. Без его открытий современный мир не был бы таким уютным и удобным. Обнаружив в 1821 году, что магнит может вращаться около проводника с током, ученый потратил десять лет на то, чтобы превратить магнетизм в электричество. В 1831 году он добился этого, открыв электромагнитную индукцию и тем самым заложив основы электротехники.

Французы посвятили 200-франковую купюру Александру Гюставу Эйфелю (1832–1923) — инженеру, по чьему проекту было выстроено в 1889 году самое высокое в мире сооружение — 300-метровая башня, открытие которой ознаменовало начало Всемирной выставки столетия.

Почти 41 год это сооружение было самым высоким в мире, только в 1930 году американцы построили кое-что повыше. За это сооружение Эйфель получил прозвище «фокусник железа». Выигрыш в конкурсе (там было более ста проектов) был далеко не случаен. До башни он построил несколько мостов и даже разработал систему металлических конструкций для статуи Свободы в Нью-Йорке.

Владимир Перемолотов, Рудольф Хайкин, Игорь Андреев

Житье наше русское, что царя- колокола звон: што доле от колокольни отойдешь, то больши слышат.

А.Л. Ордин-Нащокин

В истории XVII века за Афанасием Лаврентьевичем Ордин-Нащокиным прочно укрепилась репутация одного из предшественников Петра I. Он, точно библейский персонаж, возвещающий о приходе Спасителя, своим явлением ознаменовал неизбежность эпохи реформ. Однако до самой этой эпохи не дожил.

История развела неудавшегося реформатора с Петром как минимум на полвека: в 1672 году, когда удалившийся от дел Ордин-Нащокин принял постриг в Крыпецком монастыре, в царском дворце как раз шли приятные хлопоты, связанные с рождением царевича Петра Алексеевича.

Впрочем, сколько бы мы не сетовали по поводу этого трагического для Ордин-Нащокина несовпадения, оно таковым и останется. Зато для историков открывается возможность поразмышлять о судьбе реформатора в России. Эту проблему можно сформулировать и иначе: все ли неудачи Ордин-Нащокина следует списывать на преждевременность его рождения? Или история его жизни приоткрывает нечто большее, чем просто игру случая? И если да, то тогда что?

Уже в истории возвышения Ордин-Нащокина можно увидеть незаурядность этого человека. Разумеется, здесь неуместна фраза: «он поднялся с самых низов». Афанасий Лаврентьевич принадлежал к почтенному провинциальному роду, который вел свое происхождение по тогдашним новомодным обычаям от выходца из-за рубежа — в данном случае из Италии. Основатель рода, приняв при крещении имя Дмитрий, поступил на службу к великому тверскому князю Александру Михайловичу. Его сын Дмитрий Дмитриевич во время восстания тверчан против ордынцев в 1327 году получил удар в шеку и заодно с ним прозвище, ставшее родовым, — Нащока. Предки Афанасия не могли похвастаться высокими служебными назначениями. Как и положено было служилым людям средней руки, они ходили в походы, бывали головами — командирами дворянских сотен, при этом оставались иногда и вовсе без голов: Нащокин по прозвищу Орда (от него и пошла ветвь Ордин-Нащокин- Нащокиных) пал, к примеру, в 1514 году в битве под Оршей. Известна и посольская служба Нащокиных на рубеже XVI–XVII веков.

Всего этого, однако, было мало для блестящей карьеры Ордин-Нащокина. Молодой Афанасий даже не числился по московскому списку, откуда правительство преимущественно черпало кадры на замещение низших военных и административных должностей. В свое время Иван Грозный, окончательно разошедшийся с другим реформатором, Алексеем Адашевым, писал ему: «…я взял тебя от гноища». Аристократические противники Ордин-Нащокина если и не писали, то, судя по оскорбленной реакции Афанасия, говорили ему нечто подобное. И надо признать, что при всей искусственности сравнения упреков царственного оппонента Адашева с аристократическими гонителями Ордин-Нащокина в повседневной жизни такое отношение высокородной знати к дворянскому выскочке было нормой. Нащокину надо было не просто подняться вверх по служебной лестнице. Ему предстояло преодолеть ту социальную роль, которая изначально определялась его происхождением и «чиновной» принадлежностью.