Знание – сила, 2000 №02

И вот все, волнуясь, ждали ответ. Он пришел перед самым ее отъездом. Митчел благодарил за интересную статью, в конце же на чистом русском языке, чтобы не было разночтений, спрашивал: «А откуда вы взяли, что Рэтленд поэт? Попробуйте, докажите это».

Тут, как говорится, — немая сцена. Поскольку письмо читали вслух, все одновременно потеряли дар речи, и стало вдруг слышно, что за окном стригут газон. То есть как? А так. Не существует ни одного стихотворении, поэмы, сонета, подписанных его именем. Не существует.

Разумеется, об этом знала Литвинова, но в ее представлении, и думаю, совершенно справедливо, именно этот факт и служил важным доказательством его причастности к шекспирству, как бы парадоксально это не звучало. Зачем, скажем, Марло, известнейшему поэту этого времени (его убили в 1590 году очень молодым), был псевдоним, когда его знал весь образованный мир? Чтобы половину своих стихов писать под своим именем, а половииу таких же под чужим, да еше принадлежащим реальному человеку? В чем смысл такой затеи?

Для Бэкона и Рэтленда смысл был, и оказался таким важным, что потребовал абсолютной тайны. Ее и можно считать абсолютной, поскольку она до сих пор не разгадана. Они «наращивали» себя друг другом, увеличивая свои и без того огромные возможности, они рукотворно создавали интеллект, который не под силу было создать природе. Объем активного лексикона Шекспира — от 15 до 24 тысяч слов, а самого Бэкона 9-10 тысяч (у современного англичанина с высшим образованием около четырех тысяч). Число только новых слов, введенных в язык Шекспиром, превышало 3200. Он знал французский, итальянский, латынь, греческий, прекрасно ориентировался в истории Англии и древней истории. Исследователи насчитали 63 названия трав, деревьев и цветов в его произведениях, основательные познания в медицине, военном и даже морском деле. Перечислять экстраординарные способности гения — занятие пустое. Эти двое не просто складывали, удваивая, они умножали, преумножая. Они высекали друг в друге искры, в каждый момент творения становясь значительнее и лучше самих себя. Создавая гения. В этом они видели смысл и только в этом.

Однако вопрос с Рэтлендом все равно оставался. Нужно было доказать, что он поэт. Можно было отослать Митчела к книге Ильи Гилилова, где это сделано с блеском, но у Литвиновой — свой задор. И свои доказательства. Сказано же — короля делает свита, а самым главным в свите был Беи Джонсон. Он был поэт, но до Рэтленда ему было далеко. И зависть, очевидно, сделала для него Рэтленда навязчивой идеей. В разные периоды жизни к своих пьесах и стихах он все время нападает или жестоко высмеивает человека, в котором легко узнается Рэтленд.

В одной из его комедий герой носит имя Пунтерволо, что значит «летящее копье», прозрачный намек на shake-speare. Герой много путешествует и только что вернулся из Италии — в реальности только что вернулся из Италии Рэтленд, и он так много путешествовал, что даже в английский словарь национальных биографий вошел как путешественник. В одном стихотворении Бен Джонсон пишет, что муж графини Рэтленд предпочитает тот же романтический стиль, что и ее отец, знаменитый Филипп Сидни. И это — уже прямое указание на то, что он, Рэтленд, — поэт. В комедии Джонсона «Празднество Синтии» главный герой Аморфус — поэт, предмет бесконечных насмешек автора. И тоже множество мелочей выдает прототип Рэтленда. Рэтленд в жизни был расточителен, безудержен, остроумен и экстравагантен. Очевидно, он «подставлялся», возможно, он был похож на нашего Пушкина, многих раздражал и задевал. Но когда после раскрытия заговора Эссекса, в котором участвовал, он оказался в Тауэре и ему грозила казнь, Бен Джонсон пишет аллегорическую пьесу, в которой герою Овидию-младшему грозит смерть, и автор умоляет о его спасении, ибо он — Поэт. Некоторые исследователи, и Рауз прежде всего, признают, что речь идет о Шекспире. Но актеру Шакспсру смсрть не грозила, а Рэтленд ждал ее со дня на день…

Итак, читая современников Рэтленда, можно узнать о нем все: что он актер, умел подражать как никто и преображаться в солдата, купца, юриста, музыканта, что он — путешественник и чудак, выписывал зубочистки из Италии, что он бешеный ревнивец (Отелло), боготворивший свою жену, что он несчастлив. И что он — Поэт.

И наконец, есть еше один титульный лист. К книге Густава Селенуса «Криптография», вышедшей в 1624 году, вскоре после Первого Фолио. А в нем — зашифрованная история появления «Уильяма Шекспира». Здесь представлены все действующие лица: на нижний гравюре слева стоит Бэкон, пышно одетый (что он любил), и держит над головой пишущего молодого человека геральдическую шляпу достоинства. Известны же его слова: «Я только настраивал струны, чтобы на них могли играть патьцы искуснее моих». В правой руке он держит шнур, один конец которого прикреплен к поясу сидящего, другой заткнут за пояс старца. Это — алхимический символ змеи, связывающий людей в единое братство, — Бэкона и Рэтленда в данном случае. А на боковых гравюрах видно, как рукописи пьес попадали к Шаксперу, на них изображен актер, постепенно богатеющий.

Скоро она пошлет свои доказательства Джону Митчелу и будет ждать ответ. И кто знает, подует ли снова ветер.

Ушел из жизни Николай Николаевич Воронцов — биолог с мировым именем, общественный деятель из когорты донкихотов сахаровского призыва.

В 1955 году он с отличием окончил биофак МГУ (его учителями были такие корифеи отечественной зоологии, как С.И.Огнев, А.Н.Формозов, А.Н.Дружинин, В.Г.Гептнер, Б.С. Матвеев), и стал работать в Зоологическом институте АН СССР (Ленинград). Здесь он защитил кандидатскую диссертацию по биологии грызунов. В 1965 году перешел работать в Сибирское отделение АН СССР, где создал лабораторию в Институте цитологии и генетики и был ученым секретарем Объединенного научного совета по биологии СО АН СССР. Здесь же он в 32 года защитил в 1966 году докторскую диссертацию по эволюции грызунов.

Натуралист до мозга костей (еще в школьные годы он был одним из лидеров знаменитого КЮБЗа — Кружка юных биологов Московского зоопарка), Н.Воронцов каждое лето проводит в экспедициях по Кавказу, Средней Азии, Алтаю, Сибири и Дальнему Востоку. Отличительная черта его научных работ — соединение классической морфологии и систематики с исследованиями на генетическом, клеточном и молекулярном уровнях как путь познания закономерностей эволюции живого. Через несколько лет он возглавил Биолого-почвенный институт Дальневосточного филиала АН СССР, где организовал Лабораторию эволюционной зоологии и генетики.