Ойген Бём-Баверк - Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ)

Так как в этом рассуждении слово «интерес», очевидно, обозначает то же самое, что мы назвали бы первичной прибылью на капитал, то в вышеуказанном месте мы можем усмотреть попытку, хотя и крайне примитивную, объяснения происхождения и величины первичного процента возможностью покупки земли. Как мы, однако, увидим впоследствии, та же мысль нашла себе за несколько лет до того времени более совершенное изложение у другого автора.

В одном месте Беккариа затрагивает также момент, впервые введенный Галиани, о влиянии времени и об аналогии с вексельным процентом, являющимся интересом по отношению к месту (с. 122); однако, он останавливается на нем еще поверхностнее, чем Галиани.

Что касается католической Франции, то она отстала и в теории, и в практике. Ее государственные законы о проценте в течение столетий считались самыми строгими в Европе. В то время, как во всех остальных государствах единодушно уже разрешили взимание процентов или совершенно открыто или в очень слабо замаскированной форме уже наперед условленного интереса, Людовик XIV нашел уместным возобновить существующее запрещение взимания процентов в таком объеме, что запрещались даже торговые проценты: единственно Лионский рынок был изъят из этого запрещения 260 . Сто лет спустя, когда в других странах уже стали осмеивать давно отжившее свое время запрещение взимания процентов в духе Зонненфельса или Бентама, во французском судопроизводстве оно пользовалось еще всей своей гибельной силой, и только в 1789 году порвали с этой институцией средневекового духа, как со многими другими: законом от 12 октября 1789 года запрещение взимания процентов было формально отменено и было заменено процентной ставкой в 5%.

Как законодательство, так и теория во Франции упорнее всего придерживалась строгой точки зрения канонистов. Мы уже видели, в какой незначительной степени могла быть принята теория Молинея около середины XVI столетия. В конце XVI столетия столь просвещенный автор, как Жан Боден, находит запрещение взимания процентов вполне справедливым, хвалит законодателей, издающих его, за их мудрость и считает самым целесообразным вырвать процент вместе с его корнями («отсечь корень ростовой прибыли, и не только стержень его, но и все ответвления») 264 . Правда, в XVII столетии француз Сальмазий блестяще высказывался, в пользу процента, однако сделал это вне пределов Франции. В XVIII веке, наконец, растет число авторов — сторонников процента. Так, Ло борется уже за полную свободу процентного обращения, даже за уничтожение процентной ставки 264 ; Мелон называет процент неизбежной общественной необходимостью и предоставляет богословам согласовать свои нравственные сомнения с этой необходимостью 264 . Монтескьё объявляет, что безвозмездная отдача в ссуду денег бесспорно представляет собою похвальный поступок, но это может быть только предметом религиозного совета, а не гражданского закона 264 . Однако несмотря на это, все же еще находились авторы, которые выступали против них, защищая старое строгое учение канонистов.

Среди этих запоздалых борцов за учение канонистов выделяются в особенности двое: авторитетный юрист Потье и физиократ Мирабо.

Потье сумел выбрать из хаоса аргументов канонистов наиболее основательные и соединить их с большим умением и остроумием в одно целое, в котором они в самом деле представлены очень убедительно. В примечании приведу главное характерное место, которое уже обратило на себя внимание некоторых исследователей учения о проценте 265 .

В том же смысле высказывался и автор: «Philosophie rurale» 267 , Мирабо, впрочем, более усердно, чем удачно. Его рассуждения о проценте относятся к наиболее запутанным, которые когда-либо писались по этому вопросу. Он — фанатический противник процента и неутомим в приведении доводов против него. Он, между прочим, доказывает, что нет никакого справедливого обоснования для отдачи в ссуду денег за вознаграждение. Во-первых, деньги не служат для естественного употребления, а только представляют его. «Извлекать доход из их представительного характера — значит искать в зеркале изображение, которое оно дает». Затем, на его взгляд, в пользу собственников денег не говорит и тот довод, что они должны жить доходом на свои деньги: это можно было бы устранить тем, что они могли бы превратить деньги в другие блага и жить затем доходом от отдачи внаем этих благ. Наконец, для денег не имеет места порча, которая существует для домов, мебели и т. п.; поэтому по справедливости нельзя требовать также вознаграждения за их порчу 267 .

По всей вероятности, уже эти доводы покажутся довольно слабыми. Но Мирабо в своем слепом усердии идет еще дальше. Он не может отрицать того факта, что должник в состоянии добыть при применении денег «emploi», средства для уплаты процентов за взятый в ссуду капитал. Но и этим фактом он пользуется против процента! Он доказывает, что должники всегда должны терпеть убыток, потому что невозможно установить равновесия между процентом и emploi. Неизвестно, какой доход даст земледелие земледельцу, занимающему капитал; могут иметь место непредвиденные несчастные случаи, и поэтому (!) должник всегда (!) будет в убытке 269 . Даже больше! В одном месте из вполне естественного факта, что каждому частному лицу приятнее получать проценты, чем платить, Мирабо серьезно выводит довод, что платить проценты должно быть вредно для должника! 269 .

Опираясь на такие доводы, он не стесняется в резкости осуждения денежного процента. «В общем, — говорит он, — денежный процент разоряет общество, препровождая доходы в руки людей, которые не являются ни землевладельцами, ни производителями, ни промышленниками, и которые... могут считаться только трутнями, живущими эксплуатацией общественных ульев» 270 .

Однако, несмотря на это, сам Мирабо не в состоянии отрицать дозволительность взимания процентов в известных случаях. Поэтому он должен вразрез со своими взглядами нарушить принцип запрещения взимания процентов и признать некоторые исключения, выбор которых зависит от совершенно произвольных и не выдерживающих критики разграничений 271 .

Редко существовала более благодарная задача, чем та, которую представляло собой во второй половине XVIII века опровержение учения, давно отжившего свой век, давно уже разложившегося, возбуждавшего отвращение у одних и насмешку у других, учения, которое существовало только как ветхая развалина и при всем том еще должно было прибегать к таким жалким научным подпорам. За эту весьма благодарную задачу взялся Тюрго, который разрешил ее с необыкновенным умением и блестящим успехом. Его «Mémoire sur les prets d’argent (“Записка о денежных ссудах”)» 272 — равноценное pendant к сочинениям Сальмазия о ростовщичестве. Тем не менее нынешний исследователь найдет в его рассуждениях наряду со многими удачными обоснованиями и немало слабых. Но удачные и неудачные обоснования приводятся с таким умом и остроумием, с таким риторическим и диалектическим искусством и при помощи таких убедительных приемов, что их действие на современников могло быть только победоносным.