Ричард Уотсон - Технологии против Человека. Как мы будем жить, любить и думать в следующие 50 лет?

Обучить машину решать логические задачи, такие, например, как игра в шахматы, сравнительно легко. Обучение робота кунг-фу может быть более сложной задачей. Но научить машину думать о медленно падающих хлопьях снега, о ветре, овевающем валлийские холмы, или писать стихи – это совсем другое.

Люди всегда умели приспосабливаться. По сути это то, что наш вид делает лучше всего. Как заметила Сьюзен Гринфилд, мы освоили больше экологических ниш, чем любые другие виды. Мы пережили ледниковые периоды, эпидемии, революции, войны и Пэрис Хилтон. Мы также усовершенствовали наши тела и инструменты. Мы создали одежду, очки, оружие и какое-то подобие защиты. Наше выживание зависит от того, будем ли мы продолжать делать все это и многое другое, и не следует считать, что эволюция человека закончена. Это не так. Мы будем развиваться и дальше, и скорее всего путем слияния с машинами посредством биоэлектроники. Джон Роджерс, профессор университета штата Иллинойс, говорит: «Мало-помалу наши клетки и ткани становятся просто еще одной деталью оборудования, требующей апгрейда».

Обретение цифрового бессмертия путем помещения наших мозгов внутрь коробки может свести на нет необходимость есть и позволит обойти неловкость и неудобство непосредственного общения с другими людьми или проживания в физическом теле. Цифровой разум будет свободно взлетать в сторону далекой галактики, выйдет далеко за пределы государственного бюрократизма, и будет проводить вечность, изобретая новые формы Facebook. Учитывая достаточно долгий срок, это очень реальная опасность, поэтому мы должны теперь сосредоточиться на том, куда мы движемся, остаемся ли при этом людьми или нет и действительно ли это та дорога, по которой мы хотим идти.

Позвольте мне закончить эту главу кратким обсуждением того, что я считаю настоящей эпидемией. У нее много причин, в частности демографических, технологических и культурных. Скорее всего, для того, чтобы справиться с ней, мы привлечем технологии, хотя я подозреваю, что целесообразнее было бы обратиться к помощи людей. Я опасаюсь, что при технологическом развитии здравоохранения мы можем скатиться вниз по скользкому склону туда, где уже никто не помнит о том, что такое человеческое прикосновение. Но я говорю даже не об этой эпидемии.

Национальная служба здравоохранения Великобритании в последнее время оплачивает ежегодно 7 миллионов рецептов на транквилизаторы, чтобы удовлетворить растущий спрос на препараты, позволяющие справиться с негативными последствиями тревожности. За пять лет количество пациентов, проходивших лечение от тревожных расстройств в больницах, увеличилось в четыре раза. Это настоящая трагедия для столь богатой страны.

Клинический психолог Линда Блэр утверждает, что технологии усугубляют экономические проблемы, потому что они заставляют людей находиться в постоянном состоянии тревожной готовности. Цифровые средства массовой информации особенно активно подчеркивают, что нам постоянно угрожает нескончаемая череда рисков, начиная с терроризма и заканчивая надвигающимся экономическим коллапсом.

Кроме того, технологии не только не позволили нам войти в мир свободного отдыха и расслабления, как это предсказывалось в 1960-е годы, но и привели к прямо противоположной ситуации. Идея о богачах, живущих в праздности и удовольствии, была перевернута с ног на голову. В настоящее время наметилась тенденция к обладанию умеренным богатством и к непрерывной работе. Избыток свободного времени сейчас скорее связывается с бездельем и безработицей. Отчасти это происходит из-за того, что называется эффектом замещения, согласно которому высокий уровень заработной платы делает досуг слишком дорогим.

В частности, цифровые коммуникации отнимают у нас возможность выключиться. Мы всегда на связи, начиная с того момента, когда утром открываем глаза, и до той минуты, когда вечером их закрываем. Мы не можем расслабиться или отключиться. Это приводит к появлению хронической тревоги о том, что может произойти. Мы постоянно подвергаемся бомбардировке изображениями того, чего мы должны достичь, и это приводит к нервному истощению. Мы боимся потерять контроль над ситуацией, особенно после того, как, проснувшись в один прекрасный день, обнаруживаем, что идеальная жизнь, которую мы некогда себе представили, не сбывается.

Похоже, мы стали менее терпимы к неприятностям, реальным или воображаемым, и нам необходимо чуть-чуть помочь, чтобы мы могли справиться со своими тревогами. В результате мы прибегаем к употреблению алкоголя, перееданию, приему лекарств или наркотиков, заставляя себя двигаться дальше.

Социолог Фрэнк Фуреди имеет прямо противоположное мнение. Он говорит, что наша культура подпитывает тревогу и призывает страдальцев испытывать ее с гордостью. Сейчас стало модным обсуждать тревожность на вечеринках. Если вы не тревожитесь, значит, с вами что-то не так. Он говорит, что даже дети сейчас «рассматривают повседневную жизнь как медицинскую проблему» и научились говорить на жаргоне тревожности.

Тревожность – это современная проблема, медицинское определение которой появилось только в 1980 году, когда авторы « Диагностического и статистического руководства » (DSM) [39] Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам ( англ . Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders – DSM) – принятая в США номенклатура психических расстройств. Разрабатывается и публикуется Американской психиатрической ассоциацией (АПА; англ. American Psychiatric Association, APA). предположили, что 2–4 процента населения обычно страдают от состояний, связанных с тревожностью. Спустя тридцать лет в докладе США «America’s State of Mind» было сказано, что эта цифра выросла до одного из шести человек. Более позднее исследование показало, что число людей, которые сильно озабочены или испытывают серьезную неуверенность, достигло 20 процентов.

Одним из объяснений этого является то, что фармацевтическая промышленность создает проблемы, которые только она и может решить. Другое объяснение заключается в том, что в таких странах, как США, тревожное состояние расценивается как заболевание, и страховые компании должны оплачивать его лечение.

Но во многом беспокойство вполне естественно. Еще в XVII и XVIII веках тревожность – или «нервические расстройства», как она тогда называлась – считалась признаком чувствительности высшего класса. Таким образом, поэтам позволялось тревожиться, а вот угольщикам – нет. Безусловно, существует явная взаимосвязь между сильной тревогой и высоким творческим потенциалом. Более того, некоторые считают определенный уровень тревожности у человека благом, поскольку такой индивид более чувствителен к нуждам других.