Питер Сингер - Освобождение животных [litres]

Некоторые христиане все же выражали некоторое беспокойство по поводу животных. Святой Василий Великий написал молитву, призывающую быть добрыми с животными; сохранилось высказывание Иоанна Златоуста на ту же тему; молился за животных и преподобный Исаак Сирин Ниневийский. Некоторые святые, как святой Неот, даже препятствовали охоте, спасая от охотников оленей и зайцев [349]. Но этим подвижникам не удалось повлиять на христианскую мысль и увести ее в сторону от явного видизма. Чтобы убедиться в этом, мы, вместо того чтобы прослеживать развитие христианских взглядов на животных от первых отцов церкви до средневековых схоластов (что было бы утомительно, поскольку повторений здесь больше, чем развития), подробнее рассмотрим воззрения святого Фомы Аквинского.

Фундаментальный трактат Фомы Аквинского «Сумма теологии» был попыткой систематизировать теологическое знание и примирить его с житейской мудростью философов. (При этом Фома Аквинский ставил Аристотеля настолько выше других, что называл его просто Философом.) Если кто-то и может считаться выразителем всей христианской философии до Реформации и философии католической церкви по сей день, то это именно Аквинат.

Начнем с вопроса о том, распространяется ли христианская заповедь «не убий» на животных, отличных от человека, и если нет, то почему. Аквинат отвечает:

В использовании вещи по ее назначению нет никакого греха. Затем, порядок вещей таков, что несовершенное существует ради совершенного… <���…> …растения, в которых едва теплится жизнь, существуют ради животных, а все животные – ради человека. Поэтому, как говорит Философ, человек вправе использовать растения во благо животным и животных во благо человека (Политика, I, 3).

Но наиболее необходимым из всех видов пользования, похоже, является использование в пищу растений животными и животных – людьми, а это непременно связано с лишением жизни. Поэтому лишение жизни растений ради использования их животными и животных ради использования их людьми является законным. По сути, это заповедано нам Самим Богом (Бытие 1:29–30 и Бытие 9:3) [350].

Идея Фомы Аквинского не в том, что убийство ради пропитания само по себе необходимо и потому оправданно (поскольку он знал о существовании, например, манихейской секты, членам которой запрещалось убивать животных, не стоит думать, будто он не догадывался, что человек может прожить и без убийства животных; впрочем, мы не будем на этом останавливаться); идея в том, что лишь «более совершенные» вправе убивать. Животные, которые убивают людей ради пропитания, попадают в другую категорию:

Своим происхождением имена «свирепость» и «зверство» обязаны сходству с теми дикими зверьми, которых считают свирепыми. Ведь такие звери нападают на человека для того, чтобы пожрать его плоть, а не ради осуществления правосудности, рассмотрение которой свойственно одному только разуму [351].

Уж люди-то, конечно, не стали бы убивать ради еды, если бы для начала не признали это правосудным!

Итак, люди вправе убивать других животных и питаться ими; но, быть может, с животными нельзя делать что-то другое? Считать ли безусловным злом страдания живых существ? И если да, то разве не дурно заставлять их страдать, по крайней мере, без необходимости?

Фома Аквинский не утверждает, что жестокость по отношению к «неразумным животным» дурна сама по себе. Его моральная система не подразумевает таких суждений, поскольку он делит грехи на совершаемые человеком против Бога, против самого себя и против ближнего. Таким образом, в этой морали вновь не находится места животным. Грехов против них не предусмотрено [352].

Если жестокость по отношению к животным не грех, то, быть может, по крайней мере, любовь к ним как к ближним богоугодна? Нет, Фома Аквинский это отрицает. Любовь к ближним, по его словам, не распространяется на неразумных существ по трем причинам: они «не способны обладать благом в прямом значении этого слова – ведь это свойственно только разумной твари»; они «не могут принимать никакого дружеского участия в человеческой жизни»; и наконец, «любовь зиждется на соучастии в вечном блаженстве, которого не может достигнуть неразумная тварь». Аквинат утверждает, что мы можем любить животных только в том случае, «если видим в них те блага, которые мы желаем другим», то есть «ради почитания Бога и человеческой пользы». Иными словами, мы не можем с любовью кормить индюшек только ради того, чтобы утолить их голод, но можем делать это в том случае, если вообразим их на чьем-нибудь рождественском столе [353].

Все это наводит на мысль, что Фома Аквинский просто не верил, что животные других видов вообще способны страдать. Этой точки зрения придерживались другие философы, так что, при всей ее абсурдности, приписать ее Аквинату значило бы снять с него обвинения в равнодушии к страданиям. Однако он своими же словами пресекает попытки такого толкования. Разбирая некоторые слабые возражения против жестокого обращения с животными, содержащиеся в Ветхом Завете, Фома Аквинский предлагает разделять разум и страсть. Применительно к «расположенности разуму» он пишет:

Не имеет значения, как ведет себя человек с животным, поскольку Бог все подчинил человеку… и именно в этом смысле апостол говорит, что Бог печется не о волах (ведь Бог не спрашивает с человека, что тот сделал с волами или другими животными).

С другой стороны, если человек «расположен страсти», то при виде страданий животных он испытывает к ним сострадание, поскольку «неразумные животные тоже чувствительны к боли»; тем не менее Аквинат считает боль, которую испытывают животные, недостаточной причиной для выполнения предписаний Ветхого Завета и добавляет:

Но очевидно, что если человек испытывает чувство сострадания к животным, то он тем более расположен сострадать своим товарищам, в связи с чем читаем [в Писании]: «Праведный печется и о жизни скота своего» (Притчи 12:10) [354].

Таким образом, Аквинат высказывает популярную точку зрения: единственный аргумент против жестокости к животным состоит в том, что от нее недалеко до жестокости к людям. Никакой иной аргумент не мог бы ярче раскрыть сущность видизма.

Влияние взглядов Фомы Аквинского ощущается до сих пор. В середине XIX века папа Пий IX не разрешил создать в Риме общество защиты животных от жестокости на том основании, что это подразумевало бы, будто у людей есть какие-то обязательства в отношении животных [355]. Примерно той же позиции католическая церковь придерживается и сейчас, во второй половине ХХ века. Интересно сравнить следующую цитату из текста, написанного американскими католиками, с суждением Аквината, высказанным семью веками ранее и процитированным выше: