Питер Сингер - Освобождение животных [litres]

В природе несовершенное существует ради совершенного, неразумное служит разумному. Человек, как разумное животное, вправе использовать для своих нужд все, что ниже него согласно естественному порядку. Ему необходимо есть растения и животных для поддержания своей жизни и сил. Для этого растения и животные должны быть умерщвлены. Таким образом, убийство само по себе не является безнравственным или предосудительным деянием [356].

В этом тексте любопытно то, что автор так старается не отклониться от Фомы Аквинского, что даже повторяет его слова о необходимости есть растения и животных. Заблуждение Аквината в этом вопросе хотя и странно, но простительно, учитывая состояние науки в его время; для современного же автора, которому достаточно прочесть обычную статью по диетологии или обратить внимание на совершенно здоровых вегетарианцев, такое невежество просто недопустимо.

Лишь в 1988 году католическая церковь выпустила документ, свидетельствующий о том, что экологическое движение начинает влиять и на католическое учение. В своей энциклике Solicitudo Rei Socialis («О социальных проблемах») Папа Римский Иоанн Павел II призвал людей в своем развитии «уважать существ, которые населяют мир природы»:

Власть, данная человеку Творцом, не абсолютна; нельзя говорить о свободе «пользоваться во благо и во вред» или избавляться от вещей по собственной прихоти. <���…> В мире природы на нас распространяются не только биологические, но и нравственные законы, которые нельзя безнаказанно нарушать [357].

Отказ самого папы от идеи абсолютной власти человека обещает многое, но пока слишком рано говорить о том, было ли это сигналом к исторически важному и столь необходимому пересмотру отношения католической церкви к животным и окружающей среде.

Конечно, во все времена были католики-гуманисты, которые пытались повлиять на позицию церкви в отношении животных и порой в этом преуспевали. Говоря о пагубных последствиях жестокости, некоторые католические мыслители считали необходимым заклеймить худшие человеческие практики обращения с животными. Однако большинство оставалось в жестких рамках религиозного учения. Это показывает и пример святого Франциска Ассизского.

Святой Франциск – выдающееся исключение среди католиков, которым учение не рекомендовало заботиться о благе животных. Рассказывали, что он говорил: «Если бы я только мог предстать перед императором, я молил бы его о том, чтобы он из любви к Богу и ко мне издал эдикт, запрещающий всем ловить и сажать в клетки моих братьев жаворонков и обязующий всех, у кого есть волы или ослы, на Рождество кормить их как можно лучше». О его сострадании к животным существует множество легенд, а история о том, как он проповедовал птицам, определенно показывает, что он, в отличие от других христиан, не считал пропасть между животными и людьми непреодолимой.

Но если рассматривать отношение святого Франциска только к жаворонкам и другим животным, можно получить не вполне точное представление о его воззрениях. Сестрами и братьями святой Франциск называл не только чувствующих существ: точно так же он обращался и к солнцу, луне, ветру, огню… Его современники писали, что он испытывал «внешний и внутренний восторг почти от любого существа, и когда он общался с ними или смотрел на них, то представлял себя скорее в раю, чем на земле». Такой восторг распространялся на воду, скалы, цветы и деревья. Это описание человека в состоянии религиозного экстаза, глубоко проникшегося чувством единения со всей природой. Подобным опытом обладают представители различных религиозных и мистических течений, которые похожим образом выражают любовь ко всему сущему. В этом свете широта любви и сострадания святого Франциска становится более понятной. Это также объясняет, как его любовь ко всему сущему могла сосуществовать с теологической позицией, подразумевавшей вполне ортодоксальный видизм. Святой Франциск утверждал, что «каждое существо провозглашает: Господь создал меня ради тебя, о человек!» Даже солнце, по его словам, сияет для человека. Такие воззрения были частью космологического учения, которое он никогда не оспаривал; впрочем, на силе его любви ко всему сущему эти взгляды не сказывались.

Хотя подобная экстатическая всеохватная любовь может быть чудесным источником добродетели и сострадания, отсутствие рациональных соображений может несколько ослабить ее благотворный эффект. Если мы одинаково любим скалы, деревья, растения и волов, от нас могут укрыться сущностные различия между ними – прежде всего, различия в способности чувствовать. В итоге мы можем начать рассуждать так: поскольку нам нужно есть, чтобы жить, а чтобы есть, нужно уничтожить что-то из того, что мы любим, нет никакой разницы, кого или что убивать. Вероятно, именно поэтому любовь святого Франциска к птицам и волам не заставила его отказаться от употребления их в пищу; а когда он составлял свод правил поведения монахов основанного им ордена, то не потребовал воздерживаться от мяса, кроме как в особые дни поста [358].

Может показаться, что в эпоху Возрождения, с развитием гуманистической мысли в противовес средневековой схоластике, средневековая картина мира должна была отойти на второй план – вместе с идеями о власти человека над другими животными. Но ренессансный гуманизм, в конце концов, был именно гуманизмом – а этот термин не имеет ничего общего с гуманностью, то есть стремлением поступать гуманно.

Главное достижение ренессансного гуманизма – провозглашение ценности и достоинства человека, а также его центрального места во вселенной. «Человек есть мера всех вещей» – эта фраза, позаимствованная эпохой Возрождения у древних греков, весьма точно описывает этот период. Вместо гнетущей сосредоточенности на первородном грехе и слабости человека в сравнении со всемогуществом Бога гуманисты воспевали уникальность каждого человека, его свободную волю, способности и достоинство; все это противопоставлялось ограниченной природе низших животных. Как и провозглашение первыми христианами ценности человеческой жизни, эта концепция во многом ознаменовала значительный прогресс в отношении к людям, но статус животных по-прежнему был бесконечно ниже человеческого.

Мыслители эпохи Возрождения писали весьма эгоистичные трактаты, в которых утверждалось, что «в мире нет ничего более достойного восхищения, чем человек» [359], и называли человека «центром природы, средоточием вселенной, главным звеном мира» [360]. Хотя во многих отношениях Возрождение считается началом современной мысли, в том, что касается отношения к животным, в этот период царили прежние идеи.