Джарон Ланир - На заре новой эры. Автобиография отца виртуальной реальности

– Да что за херню ты несешь? «Звездные войны» отнесены в далекое будущее, а не в прошлое, и это круто! Роботы, звездолеты, преодолевшие скорость света, это будет классное будущее!

– Но люди там те же самые. Они застряли в жалких дурацких играх во власть. Они жестокие и эгоистичные. Даже хорошие парни – мужланы, замкнутые в своем узком кругу. Кому нужны очередные королевские семьи? Америка всегда старалась от них избавиться.

– О боже, эти хиппи-идеалисты всегда городят такую чушь.

– Не говорите, что я не такой! Но… э-э-э… фантастика может быть и о том, как совершенствуются люди, а не только их техника. Я о том, что в «Космической одиссее 2001 года» есть ощущение выхода за пределы, чувство, что мы можем преодолеть свои ничтожные конфликты. Ну хорошо, может, это не слишком удачный пример – слишком абстрактный и лишенный морали. Как насчет «Звездного пути»? У Джина Родденберри была идея о том, что люди станут добрее, а машины – лучше. Это куда интереснее. Я думаю, в истории человечества это уже произошло.

– Звездный, мать его, путь?

– Думаю, мне пора. Вы передадите от меня привет Элви?

– Даже не думай.

В общем, мир Лукаса был не для меня. Но какое же замечательное чувство испытываешь, когда можешь отказаться от подобной возможности. Я мог выбирать из сотен вакансий.

Это была эпоха восьмибитных компьютеров. Я написал код для нескольких игр разным компаниям, и мне заплатили сумасшедшие деньги. Долг за обучение в колледже, откуда меня отчислили, исчез, как одуванчик на ветру.

Особое удовольствие мне приносило придумывать звуковые эффекты и музыку. В то время программисты могли заниматься чем угодно, от музыки и других искусств до написания инструкций.

Оказалось, я не единственный новичок в Кремниевой долине, кто так думал. Я начал встречать других хакеров, считавших себя художниками и учеными, и некоторые из них в конце концов помогли мне основать первую компанию, занимавшуюся выпуском продуктов виртуальной реальности.

Я встретил Стива Брайсона, хиппи, физика и музыканта, который одевался почти как Робин Гуд, когда мы оба писали восьмибитные игры в низеньком, ничем не примечательном офисном здании в Саннивейле. Это было самое обычное блочное строение, с символической оградой вокруг автостоянки, где престижные автомобили были припаркованы у главного входа, а мой «Дарт» – у задней двери.

В этом стерильном здании собирались замечательные необычные люди. Когда я вспоминаю те времена, больше всего меня удивляет то, сколько отличных программистов были еще и классными музыкантами. Помню, как мы заходили в музыкальные магазины и каждый из них мог отлично сыграть на фортепиано не только классическую музыку, но и джаз, и у каждого был собственный изящный стиль. Стив Брайсон, Дэвид Левитт, Билл Алесси, Горди Котик.

К 1981 году я стал соавтором первой в моей жизни коммерческой видеоигры. Я вместе с экспертом по игрушкам и играм по имени Берни ДеКовен работал над продуктом, который мы назвали Alien Garden. Он получился весьма успешным. Затем я впервые придумал собственную игру.

Игра называлась Moondust и вошла в первую десятку игр для домашних компьютеров, когда она наконец появилась в 1983 году. (В то время разработка шла медленнее, чем сейчас, так что оптимизация длилась долго. До выхода программы могли пройти годы.)

Девятнадцатое определение VR: инструментарий для исследования интеллекта двигательной коры головного мозга.

Moondust продавалась в коробках! Надо было идти в большой магазин, торговавший в основном виниловыми пластинками, в отдел с картриджами видеоигр. Я бесконечно гордился тем, что Moondust продается и демонстрируется в напольной экспозиции, а на стене висят ее рекламные постеры.

Если кто-то хочет углубиться в детали, то лучшая версия игры шла на компьютере Commodore 64. Музыка для нее была алгоритмичной и красивой, сочной и с эффектом эхо, а в те времена это считалось сложными приемами. Впервые в истории игр музыка задавалась действием. Графика вместо блочной была мягкой и светящейся. Тоже достаточно продвинуто для того времени, когда процессоры были медленными.

А вот игровой процесс был причудливым. Вам нужно было управлять огромным количеством космических кораблей одновременно, пытаясь добиться, чтобы текущая лента цвета размазалась в призрачную мерцающую цель, которая волнообразно колебалась при удачной попытке. Для аналитического подхода игровой процесс был слишком сложен. Игроку приходилось задействовать интуицию, и это качество было до странного сексуальным.

Забавно, что толпы покупателей приобретали Moondust. Думаю, их привлекала графика и звуковое оформление, но они быстро сдавались в процессе игры. Слишком странной она была.

Почти сразу после приезда я арендовал неутепленную лачугу в Пало-Альто, старую подсобку железнодорожников на грунтовой дороге, покосившуюся и разваливающуюся, стоящую на нетронутом пятачке сада у ручья.

Тех, кто на самом деле разбирался в Кремниевой долине, можно было узнать по их отношению к недвижимости. Помню, как агент по недвижимости сказала то, что выдало в ней одно из тех кошмарных созданий, которые нас не понимают.

– Вы ненормальный, если отказываетесь покупать бунгало в викторианском стиле. Через несколько лет они будут стоить в десять раз дороже.

Один из моих знакомых хакеров был рядом и поправил ее:

– Код будет непосредственно управлять миром. Деньги лишь приближенная величина кода будущего, пока мы ждем появления компьютеров, которые будут достаточно дешевыми, и их можно будет подключать друг к другу. Мы создаем силу, которая намного важнее денег. Деньги устарели или устареют в любой момент.

Да, хакеры говорили что-то такое. Каждый ощущал в себе призвание к ораторскому искусству.

Агент по недвижимости посмотрела на нас непонимающим взглядом, как динозавр, который пялился на астероид, уничтоживший его.

Мой старый дом и даже старый ручей уже тридцать лет как не найти на картах. Картографический спутник находит только пятно жилого массива из похожих друг на друга многоэтажек. Помню деревенские запахи гравия на дороге и прелой мореной древесины, как внутри, так и снаружи. Калифорния пахла травой и звучала голосами жуков и лягушек.

Пало-Альто был духовным центром Кремниевой долины, куда менее унылым, чем расположенные по дороге мрачные царства серости вроде Саннивейла, но все же слишком унылым для меня.

Каждый вечер я смотрел на верхушки деревьев при абсолютно прекрасной погоде. Небо всегда было чистым. Ни вида далекой пустыни на горизонте, ни бескрайнего моря, ни безрадостного, но такого манящего Нью-Йорка. Все, что мы могли видеть перед собой, – лишь райский сад, такой, каким представляли его себе эмигранты в заваленных снегом пределах раннего благополучия Америки. Как будто демоны искушали нас поддельным раем. Замкнутое место, которое так диссонировало с моим внутренним миром.