Джарон Ланир - На заре новой эры. Автобиография отца виртуальной реальности

Самой технологии еще не существовало, но уже формулировались концепции и велись споры.

Кто-то еще предложил:

– Стойте, а зачем нанимать живых людей? А не лучше ли, чтобы всей этой работой занимался искусственный интеллект, ну там робот какой-нибудь?

– Ну да, но ты не догоняешь. Человека можно нанять в качестве мамочки по вызову уже сейчас, а для того, чтобы создать искинов и роботов, нужно время.

– Нет, искин будет функционировать самое большее через три года.

Напоминаю, этот разговор состоялся в самом начале 1980-х годов.

– Ну пусть так, но год не имеет значения. Мы будем нанимать живых людей, которым надо подзаработать, но ровно пока нам это нужно; не важно, как долго это продлится.

– Но скоро уже будет готов искин. Зачем вообще себе этим голову морочить?

– Спокойно, это всего лишь план про запас.

– Но меня это правда волнует. Искин уже практически изобрели.

– Слушай, мы не собираемся платить живым людям много денег.

– Лучше вообще никому не платить!

В ходе этого разговора и зародился тот интернет, каким его сейчас знает большинство людей.

– Кто бы ни владел «Мамочкой по найму», когда компьютеры можно будет подключать друг к другу, он захватит мир!

– Да. Так что лучше бы это были мы.

– А если у нас не получится?

– Получится.

Ужасная мысль: я живу на одном месте, а не в дороге. У меня может быть постоянная девушка. Настоящие отношения. Я могу начать взрослую жизнь. О-ох.

Оседлый образ жизни заставил меня начать непростой процесс самопознания, которого я избегал в дороге. На него ушли годы.

Все гетеросексуальные мужчины в Кремниевой долине жаловались, что там нет женщин [45]. Этот дисбаланс зеркально отображался в Сан-Франциско, всего в часе езды на север от Долины.

Там, по слухам, все свободные гетеросексуальные женщины жаловались на то, что все незанятые мужчины – геи. Так что мы, мужчины Кремниевой долины, периодически отправлялись на поиски женщин, как в какой-нибудь древнегреческой комедии.

Многие из умнейших женщин изучали разные направления психотерапии. В те времена это давало больше всего возможностей изучать людей. Мы изучали машины, они изучали людей, и все мы были обречены жить штампами. (Сейчас штампы стали более продвинутыми, и теперь умные женщины с техническим складом ума изучают нейрофизиологию.) Женщин-психотерапевтов и женщин, изучающих психотерапию, было великое множество. Я и мои друзья пробовали в этом разобраться, но язык психотерапии 1980-х годов оказался для нас слишком сложным.

Мы говорили об этом. Напоминаю, тогда не было сообщения между компьютерами, социальных сетей, даже электронная почта была только у самых солидных исследовательских учреждений, но мы их презирали как часть старого мира, который собирались обогнать. Нам оставалось лишь встречаться и разговаривать.

Типичная жалоба хакера: «Она хочет, чтобы я высказал свои чувства, потом говорит, что это не мои чувства. Говорит, что угнетенность – не чувство, а гнев и печаль – чувства. Не понимаю, чего она хочет».

Я тоже время от времени на это жаловался, но в основном моим свиданиям мешала куда более специфическая проблема.

Я встречался с женщинами старше меня, часто с теми, кому было уже под сорок, хотя мне самому было чуть больше двадцати. Однажды я встретил подружку в вегетарианском кафе в центре города, куда заходили хиппи.

Я глазел в пустоту, когда она вошла.

– Эй, посмотри на меня! Земля – Джарону.

– Э-э…

– Ты меня не узнал! Опять!

– Ох, прости.

– Ты же понимаешь, это все из-за твоей матери.

– О боже. Пожалуйста.

– Ты же ее совсем забыл. Ты не смотришь на ее портрет. Ты не говоришь о ней с отцом. Мне от этого плакать хочется.

– Я помню о том, что важно. Не осуждай меня, пожалуйста. Все мы ищем свои способы справиться с горем. Ты не знаешь, через что я прошел. Может, у меня было все не так, как пишут во всех этих книжках по психотерапии. Мы можем сменить тему? Поговорим о чем-нибудь еще.

– Тебе необходимо принять свои чувства. Разве ты не понимаешь, как себя калечишь? Основным механизмом преодоления проблемы ты сделал полное ее игнорирование. Ты даже людей не узнаешь. Я имею в виду, как ты можешь проживать свою жизнь, не вовлекаясь в нее? Как я могу встречаться с тем, кто меня даже не видит?

– Ты преувеличиваешь. Я тебя вижу. Ты красивая. Ты прекрасная. Просто мои мысли постоянно где-то блуждают. Мне нужно несколько секунд, чтобы вернуться из своего внутреннего мира. Всего несколько секунд! Разве это плохо? Я имею в виду, это же практически ничего не значит. Ты осуждаешь меня. Просто расслабься. Может, ты тоже увидишь во мне больше. Может быть, ты не видишь всего.

– Ты такой традиционный! Все мужчины из Кремниевой долины такие.

– Вот, разве не замечаешь? Теперь ты делаешь меня невидимым. Ты видишь лишь стереотип в своей голове.

– Жизнь слишком коротка для этого.

Она ушла. А ситуация осталась.

После каждого разрыва я чувствовал себя так, словно Вселенная разлетелась на куски.

Поскольку все свободные женщины были психотерапевтами, я изучил язык психотерапии.

Я мог в подробностях рассказать о своем странном случае, объяснить всем, кто бы слушал, что я ищу мать и почему эта абсурдная навязчивая мысль безнадежно пустила под откос все отношения с женщинами. Я не говорил лишь о том, чего еще сам не знал. О том, что я еще не прожил до конца свое горе и не пришел в глубине души к благодарности за то, что мать была в моей жизни.

Да, это правда. Я не узнал свою подругу.

Возможно, сейчас самое время признаться в когнитивных странностях, которые я тогда только начал осознавать. Может быть, если я посвящу вас в слабые стороны своей памяти, это поможет вам поверить и в ее сильные стороны. Надеюсь на это.

Дорогой читатель! Ты, наверное, сейчас думаешь, что эта книга написана в жанре магического реализма. И даже часть описанных в ней событий происходит в Мексике. Возможно, так и есть, но это вышло непреднамеренно.

Увы, все, о чем я здесь пишу, максимально приближено к реализму. Мои когнитивные способности странным образом плохо подходят для того, чтобы скрупулезно восстанавливать точную последовательность событий. Одна из причин тому – довольно мягкая форма прозопагнозии, или неспособности различать лица, которой я страдаю. Обычно я не узнаю людей в лицо [46].

Я дружу с известными актерами, но понятия не имею, когда вижу на экране именно их. Из-за этого я ужасный знакомый для актера. Или прекрасный. В зависимости от того, насколько хороша его игра. Только человек, не способный различать лица, может смотреть кино по-настоящему, не поддаваясь гипнотическому воздействию славы актера.