Виталий Войтов - Морские робинзоны

Затем в конце 30-х и начале 40-х годов наступает вынужденный шести-семилетний перерыв, вызванный боевыми действиями на Атлантическом военно-морском театре во время второй мировой войны. Однако вскоре после ее окончания вояжи одиночных мореплавателей возобновляются. Своего пика одиночные трансатлантические плавания достигают на рубеже 40-х и 50-х годов. Дважды пересек Атлантический океан англичанин Эдвард Олкард. В конце сороковых годов он плывет по традиционному для европейских моряков-одиночек маршруту в тропических широтах из Гибралтара в Сити-Айленд (США). А второе плавание Олкард осуществил по традиционному для американских одиночек пути из Нового Света в Старый от берегов Северной Америки к Британским островам в 1950 году на иоле «Темпресс».

В 50-х годах, руководствуясь самыми высокими и гуманными целями, совершили одиночные трансокеанские рейсы два медика.

Ежегодно в морях и океанских глубинах гибнут десятки, а то и сотни больших и маленьких судов. По приближенным подсчетам американских океанографов Рихнитцера и Торри, на дне Мирового океана покоится не менее ста тысяч кораблей. Но трагедия не в гибели кораблей, а в том, что во время крушений гибнут люди, даже те, которые оказались на спасательных шлюпках или плотах. Почему же человек, порой располагающий прочной спасательной шлюпкой, достаточным количеством воды и провизии на ее борту, погибает, не дождавшись гидросамолета или встречи с проходящим судном? Какая же главная причина смерти человека, не находящегося еще в действительно смертельных условиях? Какие наибольшие опасности ожидают в море потерпевшего кораблекрушение?

Чтобы непосредственно изучить условия, с которыми столкнется человек, оказавшись в океане на борту спасательной лодки, французский врач Ален Бомбар совершил в 1952 году одиночное плавание через Атлантический океан на надувной резиновой лодке «Еретик». Ее длина четыре метра шестьдесят пять сантиметров при ширине в один метр девяносто сантиметров. Единственным движителем «Еретика» был четырехугольный парус площадью около трех квадратных метров. Стартовав 19 сентября 1952 года в Лас-Пальмасе на Канарских островах, он закончил свое беспримерное плавание через шестьдесят пять дней на острове Барбадос.

Это тот самый Барбадос — форпост Американского континента, на котором в июле 1970 года финишировала интернациональная экспедиция Тура Хейердала на папирусной лодке «Ра-II».

Трудно переоценить подвиг Бомбара и практическую ценность его трансатлантического рейса. Он совершенно правильно понял огромную важность психологического или морального фактора:

«Жертвы легендарных кораблекрушений, погибшие преждевременно, я знаю: вас убило не море, вас убил не голод, вас убила не жажда! Раскачиваясь на волнах под жалобные крики чаек, вы умерли от страха», — писал Бомбар. И далее он продолжал: «Человек, который, придя в отчаяние, думает: «Все кончено!» — всегда может приободриться и обрести второе дыхание…

…Надеяться — это значит стремиться к лучшему. Потерпевший кораблекрушение, лишенный всего после катастрофы может и должен сохранять надежду. Внезапно он поставлен перед дилеммой: жить или умереть, и он должен собрать все свои силы, всю волю к жизни, все мужество для борьбы против отчаяния».

Намеренно поставив себя в наихудшие условия по сравнению со многими потерпевшими кораблекрушение, которые на дне спасательной шлюпки находят анкерок с пресной водой и пакеты с провизией, Бомбар в течение шестидесяти пяти дней питался только тем, что давало ему море — рыбой и планктоном. «Питье тоже можно добывать из моря», — утверждает Бомбар. В течение четырнадцати дней он утолял жажду морской водой, а сорок три дня пил сок, выжатый из рыбы. Периодически, когда была такая возможность, Бомбар употреблял и дождевую воду.

Практические результаты рейса Бомбара вызвали большой интерес у моряков и медиков. Однако сквозь хор одобрительных голосов прорывались голоса, возражающие против Некоторых выводов французского врача. Особенно это относилось к рекомендации Бомбара употреблять морскую воду.

«С тех пор, как существует человечество, всем известно, что пить морскую воду нельзя. Но вот в Европе появилось сообщение об исследовании, утверждающем обратное, при условии, что организм еще не обезвожен. В газетном лесу оно расцвело пышным цветом и получило горячий отклик у дилетантов. Конечно, морскую воду можно пить, можно и яд принимать в соответствующих дозах. Но рекомендовать пить морскую воду потерпевшим кораблекрушение по меньшей степени преступно», — резко говорил врач из Либерии Ханнес Линдеман. Он, правда, не называет имени исследователя, советующего пить морскую воду, но, несомненно, обращается к Алену Бомбару.

И надо сказать, что Ханнес Линдеман доказал право на собственное мнение. Он так же, как и Бомбар, пересек Атлантику в одиночку, непрерывно ведя наблюдение над состоянием своей психики и организма в столь непривычных для человека условиях; причем сделал это дважды.

Первое плавание Ханнес Линдеман предпринял в октябре 1955 года на западноафриканской лодке-пироге длиной в семь метров семьдесят сантиметров и шириной семьдесят шесть сантиметров, выдолбленной из одного древесного ствола. Линдеман так же, как и Бомбар, старался поставить себя в трудные условия, близкие к тем, когда человек после кораблекрушения оказывается один на один с бушующей стихией. Как медика и ученого, его интересовала проблема морального и физического состояния потерпевшего кораблекрушение. И еще следует сказать об одной цели, которую ставил перед собой Линдеман. Он разделял мнение специалистов, считавших вполне реальными плавания древних народов от Африканского континента к Американскому. Вот еще почему для своего трансокеанского рейса он выбрал западноафриканскую лодку-долбленку.

Перед отплытием из Либерии мореплаватель прочитал массу литературы, чтобы знать, с чем сталкиваются моряки при плавании на маленьких лодках. Но разумеется, подготовиться ко всем неожиданностям, которые подстерегли смельчака в океане, было невозможно. Например, оказалось, что не устрашающие, а просто непонятные звуки могут вывести мореплавателя из состояния душевного равновесия.

…Со всех сторон надвигались облака, темные, тяжелые. Небо и вода слились в непроглядной страшной мгле. Неиствующий шквал бросал, как щепку, маленькую пирогу, грозя ее перевернуть. И вдруг где-то совсем рядом раздается жалобный крик, сначала совсем слабый, затем сильнее, сильнее. Что это? Крик какого-то живого существа, разрываемого на куски акулой, или влекущий зов сирен? Леденящий страх проник в сердце мореплавателя. Он пытается осветить фонарем поверхность воды, напрасно — ничего не видно…