Бина Венкатараман - Оптимизм, который убивает. Большое исследование человеческой опрометчивости

Homo Sapiens бродят по планете более миллиона лет, но сельским хозяйством занимаются только последние десять тысяч. Когда люди впервые начали сажать зерна в Плодородном полумесяце (современный Ближний Восток), они выращивали однолетние культуры: в течение года растения обрабатывали, а затем сажали заново, как мы делаем с ноготками или геранями в наших садах. Семена от однолетних культур было легче собирать и высаживать заново, а первые фермеры часто перемещались с места на место. Вероятно, такие растения были привлекательны, потому что росли быстро – всего за один сезон – и по определенным признакам их было проще разводить, например, кукуруза сохраняла свои семена. Их можно было собрать, чтобы посеять в следующем году на новом месте. Многолетние же растения отнимают больше времени, и их труднее разводить: семена нужно оберегать от осыпания, как это бывает у рассеивающихся головок одуванчиков. Такие семена труднее собрать и перенести на следующее место стоянки кочевников.

Однако дикие растения, плоды которых добывали наши предки охотники-собиратели, были многолетними, подобно тем, что веками росли на полях Среднего Запада до Пыльной чаши. Многолетний дикий рис когда-то был основным источником питания китайской цивилизации. Большинство древнейших зерновых очень отличалось от тех, что мы едим сегодня.

Сегодняшние монокультуры [78]однолетней кукурузы, сои, риса и пшеницы простираются по всему земному шару и требуют много труда, ресурсов и удачи для того, чтобы дать урожай. Из-за однообразия культур фермы становятся уязвимыми к болезням и вредителям, а для уничтожения насекомых и сорняков требуется мощный арсенал. Плодородный верхний слой почвы вымывается; почва обрабатывается каждый год для очередной посадки и лечится искусственными удобрениями. Годовой цикл обработки почвы и посев – это ритуал, соответствующий культуре, которая склонна расходовать все ресурсы и начинать заново, вместо того чтобы вкладываться в их многолетнее использование. По мере того как планета нагревается, возрастает риск засухи и наводнений, а на горизонте вырисовывается угроза очередной Пыльной чаши.

Большинство фермеров измеряют стоимость своего продукта на основе годового сбора – сколько тонн урожая они получают за год с акра посева. Используя только этот показатель, фермеры никогда не увидят опасности сильной засухи, пока пыль уже не начнет подниматься. Однако показатель годовой доходности – это не произвольное число, а рыночная необходимость, которая определяет выживание фермы.

Метание фермеров меж двух огней не уникально: подобные ситуации возникают во многих других предприятиях и отраслях. Что кажется выгодным в краткосрочной перспективе, например, выловить из океана всего красного луциана, не всегда совпадает с пользой в долгосрочной перспективе и угрожает всему рыболовному промыслу. Инвесторы хотят быстрой прибыли, но ее сложно получить без вклада в научные исследования, которые приносят результаты спустя определенный период времени.

Уэс Джексон не хочет, чтобы фермерство вырождалось. Для этого, считает он, нужно подчеркнуть плюсы дальновидности перед немедленной прибылью. Его интересует, сколько продукта фермер может получить не за один сезон, а в течение многих поколений. Уэс изучил, как мировые почвы разрушаются и теряют способность кормить растущее население. И он поставил перед собой миссию – заглянуть в далекое будущее.

Во время поездки со студентами в прерию Конза в 1970-х годах Джексон испытал то, что позже назвал прозрением. Эта древняя прерия, которая находилась в Канзасе с последнего ледникового периода, пережила все. При этом почва не имела следов эрозии и никогда не обрабатывалась, если не считать ежегодной сбор сена. Ее многолетнее растения разных видов с глубокими корнями выдержали и засухи, и наводнения, и Пыльную чашу.

– Мы игнорировали гениальность этого места, – понял тогда Джексон, а потом сказал мне, перефразируя Александра Поупа: – Дикая природа – это наша библиотека, наша Александрия.

Прериям все было нипочем. Джексон задался вопросом, можно ли их качества – устойчивость к экстремальным погодным условиям, защищенность плодородных почв, стойкость на протяжении поколений – перенести в сельское хозяйство. С небольшим отрядом из студентов-выпускников, членов семьи и энтузиастов Джексон основал Институт Земли, чтобы провести исследование, которое, как он надеялся, поможет воплотить его идею в жизнь.

То, что выдержало испытание временем, может дать подсказку, что выживет в будущем. Создавая свои Десятилетние часы, инженер Дэнни Хиллис также обращался к прошлому. Во времена твитов-однодневок и устройств, обреченных на устаревание через пару лет, Хиллис оглядывается на инженерные подвиги, долгое время не теряющие актуальности. Он понял следующее: Принцип, по которому живет цифровая эпоха, – создание продуктов с использованием самых лучших технологий сегодняшнего дня – не годится для проектов, которые должны охватить тысячелетия.

Для своей работы Хиллис изучил работающие часы в Солсберийском соборе в Англии, которые некоторые считают самыми старыми в мире. По оценкам историков, здание построили в XIV веке. Сейчас часы не работают, полагаясь на свой первоначальный шпиндельный спусковой механизм: вероятно, когда-то его заменяли. После открытия Галилеем маятника в качестве хронометриста и метронома, часы в конце XVII века обзавелись якорем и маятником. Хиллис считает, что долговечность часам обеспечили их прозрачность и модульная конструкция. Люди могли видеть их работу без каких-либо специальных знаний или обучения, потому что механизм часов прост. Его легко можно было разобрать и исправить или обновить части.

Хиллис применяет эти принципы к строительству часов на 10 тысяч лет. Например, однажды он и его коллеги-инженеры решили использовать сплав никеля и титана, нитинол, для части механизма, отвечающего за ежегодную калибровку часов во время летнего солнцестояния. Нитинол выглядит как сталь, но это особый материал: даже при деформации под воздействием тепла он возвращается к своей первоначальной форме. Но Хиллис чувствовал, что будущие посетители могут не знать о нитиноле и его «магических» качествах и попытаются заменить его куском стали. Поэтому вместо этого он и его коллеги-проектировщики строят двойную стеклянную камеру, где во внутренней части находится кусок титановой фольги. Подобно зеркалу он будет отражать солнечный свет, попадающий в часы во время солнцестояния, пока внутренняя камера не нагреется и не расширится. Он считает, что так механизм работы более очевиден.

Для частей часов можно бы было использовать технологию полупроводников, с которой Хиллис работал большую часть своей карьеры. Но даже при своей долговечности они могли бы оказаться непонятыми для посетителей, которые через 9500 лет захотели бы починить часы. Поэтому все компоненты и шестеренки будут механическими, и, в отличие от современных автомобилей, запрограммированных компьютерами, принцип их работы будет понятен любому, кто достаточно долго с ними повозится. Колокола, установленные в уникальных комбинациях композитора Брайана Ино, можно будет разобрать и починить, не затрагивая маятник часов и механизмы хронометража, и наоборот.