Александр Степанов - Очерки поэтики и риторики архитектуры

Я думаю, что предоставить обитателям виллы нормальные спальни, но при этом с такой эпатажной смелостью превратить ванную в напоминание о стеклянном павильоне, – это контр-Джонсон. В Нью-Кейнене, как мы помним, тахта на виду, но показываться публике голым Джонсон не осмеливался.

Собирая в интернете материалы о вилле, я случайно наткнулся на изображение флага городка Татешима, в округе которого она находится. На зеленом поле кольцо, в которое эксцентрически вписано меньшее кольцо; сверху они разомкнуты, а снизу, где расхождение между ними максимально, пронизаны клином, острие которого находится в центре малого кольца (правда, клин не выступает за границу внешнего кольца). Если эмблема сочинена после 1994 года, можно предположить, что художник использовал схему виллы Сэдзимы, и, значит, она принята местными властями как самое что ни на есть свое. Зеленое поле – лес, белизна не требует пояснений. Если же (что кажется мне вероятнее) эмблема существовала до проекта виллы, то она дала архитектору импульс, в котором форма неразрывно слита со значением, ибо, развив форму эмблемы в плане виллы, Сэдзима утверждает: вилла буквально выросла из этого места.

Может быть, мое предположение и неверно. Но по словам самой Сэдзимы, круглая, бесфасадная форма виллы выражает переживание никак не ориентированного однообразия, навеваемого на нее окружающим лесом 512 512 Cerver F. A. Zeitgenössische Architekur. München, 2005. S. 952 . В этом смысле вилла – средоточие леса. На макете в МоМА лес занимает неизмеримо больше места, чем маленький кружок виллы 513 513 Blair A. Endless Kazuyo Sejima. URL: https://www.moma.org/explore/inside_out/2016/01/06/endless-kazuyo-sejima/ (дата обращения 12.02.2020). . Однако местом, в котором обитатель виллы может всецело отдаться этому переживанию, является не та или иная комната из тех, что опоясывают ателье, а только само ателье. Чтобы всецело сосредоточиться на осмыслении грандиозного однообразия леса, надо не смотреть на него сквозь оконный проем, а погрузиться в медитацию в изолированной от леса белой пустоте. Стремясь усилить островную обособленность ателье, Сэдзима окружила его кольцом разнообразных помещений, как потоком, полным динамики сужений и расширений, резких перепадов высот, редких и тем более резких вспышек оконного света в сумраке, сложных и неожиданных форм. Благодаря этому молочно-белая внутренняя пустота виллы воспринимается как эквивалент совершенного покоя, как нуль свойств, из которого духовная работа рождает художественные образы. Как у Макушинского: «Не внешним, но внутренним зрением видел он это внешнее, эти горы, этот снег, эти сосны; как будто он одновременно сидел здесь, внутри, в одиночестве и покое дза-дзена, и был там, снаружи, среди этих снегов и сосен» 514 514 Макушинский А. Остановленный мир. М., 2018. С. 638. .

Крутизна лестницы, соединяющей ателье с витриной, в которой не манекены, а живые люди могут демонстрировать достижения современной гигиены и санитарно-технического дизайна, – убеждает меня в том, что два эти помещения – концептуальные антиподы виллы. Равнодушная природа, в которую вставлена витрина, обессмысливает эксгибиционистские побуждения человека и сводит его пребывание внутри витрины в любование собой-в-лесу. Я вижу в этом ироническую интерпретацию прозрачности стеклянного павильона Джонсона как эстетски-поверхностного воплощения идеи о человеке-в-природе. Это ответ японского архитектора на западный японизм.

Взгляните еще раз на план виллы Сэдзимы. Не правда ли, он напоминает схематически изображенный, тысячекратно уменьшенный город? Даунтаун опоясан периферийными районами, а сквозь их кольцо прорываются протуберанцы территорий, осваиваемых городом вдоль магистралей. Может быть, эта вилла и есть метафора города – но такого, какого в действительности не может быть, ибо в центре этой утопической модели господствуют философия и художественное творчество, оттеснившие на периферию практицизм жизни. В этом смысле идея Сэдзимы – принципиально антигородская идея, в отличие от сугубо пригородной идеи стеклянного павильона Джонсона.

Трижды в течение первой половины XVII века Амстердам «увеличивал свою территорию благодаря прекрасно рассчитанным шедеврам градостроительства – концентрическим каналам, грахтам, и трижды они обстраивались окаймлявшими их с обеих сторон рядами величавых домов, богатых и при этом простых», – читаем у Йохана Хёйзинги 515 515 Хёйзинга Й. Культура Нидерландов в XVII веке. Эразм. Рисунки. СПб., 2009. С. 54. . «Амстердам – это увенчанный фигурным фронтоном дом на берегу канала в три окна шириной и четыре этажа высотой», – сформулировал Петр Вайль 516 516 Вайль П. Гений места. М., 2008. С. 264. .

За узкими фасадами с фигурными щипцами и фронтонами в просторных чистых комнатах с большими окнами жили предприимчивые купцы, искусные ремесленники, финансисты, судовладельцы и флотоводцы, советники и чины городского правления, прокуроры, адвокаты и судьи, депутаты Генеральных и провинциальных штатов. Круг семей, из которых выходили властители и законодатели Республики Соединенных провинций, «устанавливался, как правило, только обычаем и поэтому никогда не был ни официально, ни совершенно закрытым. К 1600 году этот круг едва ли мог быть назван аристократией, но лишь правящим классом. Он не был резко отграничен от наиболее состоятельных бюргеров и даже от лавочников. Богатство или расчетливый брак не раз давали доступ туда чужеродным элементам. (…) Их дети изучают право в Лейдене и совершают затем grand tour по Франции и Италии. Деловая жизнь на верфях, в гаванях, в конторах и на бирже держит этих патрициев в постоянном контакте с горожанами и ремесленниками. Они сами еще достаточно бюргеры, чтобы уважать старые добродетели простоты и бережливости. (…) Каждый заказывает или собирает живопись, все так или иначе покровительствуют поэзии, Церкви или образованию. Высший городской слой постепенно формируется в настоящую бюргерскую аристократию, которая представляет собой сильную, здоровую и, прежде всего, очень равномерно распределенную группу потребителей культуры» 517 517 Хёйзинга Й. Указ. соч. С. 56. .

«Ни фахверк, ни дома с нависающими верхними этажами здесь не привились… Причиной того, что эта простая форма дома получила наибольшее распространение, была все та же бюргерская простота, желание иметь квартиру для одной семьи, не нуждавшейся в бесчисленной челяди. При таком типе дома на долю изобретательности архитектора приходилось сравнительно немного» 518 518 Там же. С. 122. . Особняку на грахте необходимы глубокий подвал и вместительный чердак для хранения товаров. Поскольку далеко не каждый хозяин городского дома владел еще и сельским поместьем, природа – как место отдыха, объект натурфилософских наблюдений, лаборатория для выращивания целебных растений, пособница в тюльпанном промысле, поставщица букетов для натюрмортов – представлена садом позади дома.