Андрей Михайлов - К западу от Востока. К востоку от Запада. Книга вторая

Исторический Китай, несмотря на кажущуюся закрытость, издревле принимал всех и вся. Правда, делал он это обычно с гордой медлительностью, которая присуща такой долгоживущей стране. Оттого торопливой Европе казалось, что Китай вообще закрыт от прочего человеческого сообщества своей Великой стеной. И Европа временами даже пыталась насадить тут свою прогрессивную цивилизацию с помощью штыков и пушек. Яркий пример – бравые «опиумные войны», которые велись британцами с целью «открытия» Китая. Зачем это требовалось? Для неограниченных поставок туда своего опиума из Индии (то, в чём ныне обвиняются самые одиозные режимы вроде талибского, всего полтора века назад считалось делом, достойным настоящих джентльменов)!

А Китай просто жил своим временем. Последовательно переваривая новые порции безумных завоевателей, дерзко взламывавших Великую стену и перемалывая в муку новые веяния, приходящие сюда хоть и с опозданием, но зато очищенными от наслоений первоначального эксцентризма и экстремизма. Кстати, большая часть священных текстов раннего буддизма сохранилась именно благодаря паломникам, подвижникам и переводчикам из Китая. А то, что местный вариант системы так не похож на заповеданное Шакьямуни – в этом нет ничего такого, за что человечество вправе порицать китайцев. В конце концов, и в современном христианстве, и в современном исламе – так же мало сохранилось от духа первоначального учения Христа и Мухаммеда .

Зато буддийские храмы Китая сегодня опять полны людей. А неугасимые свечи и ароматные курительные палочки у ног толстобрюхого будды Милэ – разве не свидетельство того, что весёлый кумир по-прежнему нужен и востребован китайцами? Это такая же часть их жизни, как и преклонение перед памятью Конфуция , новогодние жертвы Божеству очага, общенациональный ритуал утренней даосской зарядки, многочасовые политинформации и профсоюзные собрания, ежедневное почитание Красного знамени. Всё это – проявления и грани веры современных китайцев.

Необыкновенная веротерпимость тех стран Азии, где никогда не было жёстко детерминированного единобожия, ставит в тупик наблюдателя, воспитанного на христианских или мусульманских традициях. Невольно возникает вопрос: а есть ли во всём этом спиритическом винегрете хоть какой-нибудь религиозный смысл? Оторванному своим рационализмом от собственных корней (и тихо тоскующему по ним) Западу легче понять чем принять знаменитый и очень характерный для Востока постулат «Пусть расцветают все цветы». Действительно, шкала ценностей, основанная на рейтингах и всевозможных «книгах гиннессов», лежащая в основе воспитания и мировосприятия евроамериканцев, диаметральна от кажущегося шаловливым и ироничным кредо политеистически всеядных азиатов. Европа всё ещё пытается считать Азию своей провинцией, но сама незаметно стала органичной и неглавной частью Азии. Одним из тех цветов, который придаёт (но не задаёт!) цвета этой многоцветной грядке.

И мне упорно кажется, что Европа (и её заокеанская часть) сама загнала себя в угол, исчерпала свои варианты и в ближайшее время всё более будет сдавать свои позиции в пользу Азии. Если продолжить флористические аллегории, то символ Запада – красивые, тепличные и инкубаторски одинаковые тюльпаны без корней, запаха и жизни. Как отлично это от благоуханного и буйноцветного Востока, где, несмотря на волю Садовника, «каждый цветёт по-своему»!

Но вернёмся к заданной теме. Остающиеся, несмотря на мировые потрясения и ежегодные прогнозы, в плюсе китайская экономика и многообразные духовные проявления Китая, если разобраться, – полноправные и характерные грани этого стихийного «цветения». Чтобы убедиться в очевидном, стоит побывать в нескольких традиционных духовных точках столицы. Они являлись частями Пекина ещё в те времена, когда европейцы в местном представлении были представителями самых варварских народов, «заморскими чертями». И стояли в одном ряду с племенами, щеголявшими собачьими головами, врождённой одноногостью и дырками в груди (облегчающими их переноску на шестах).

Мудрец, достигший небес

В северо-восточной части Внутреннего города, на тихой и патриархальной улочке находится редко посещаемый туристами храм Кунмяо. Несмотря на то что ныне тут музей, китайцы приходят сюда, как в кумирню, приводят своих отроков, простираются ниц перед алтарём и оставляют нехитрые подношения на специальном столе.

Кунмяо – это бывший столичный храм Конфуция, где сам Богдыхан, Сын Неба, дважды в год приносил в Зале Великого Совершенства жертву перед заупокойной табличкой Учителя Нации. А затем в расположенном рядом, за оградой, государственном училище (где сейчас городская библиотека) император проводил учёный диспут с первейшими мудрецами своей державы.

Значение Конфуция для Поднебесной можно уподобить значению Маркса и Ленина (вместе взятых) для Советской страны. Одно отличие: Советский Союз не просуществовал и века, а Китай со времён Конфуция разменял уже в 25 столетий. Идеи Кон Фу-цзы всё это время определяли методы и стиль не только руководства страной, но и пронизывали все сферы обыденной жизни китайцев. Думаю, не ошибусь, если скажу, что и до сих пор Китай живёт по заветам Конфуция. Что не афишируется лишь потому, что для самих китайцев это элемент данности и традиции, а иностранцам гораздо интереснее приобщаться к «тайнам Шаолиня» и постигать «секреты фэн-шуя».

Здесь, в храме Кунмяо, в первом дворе установлены две сотни одинаковых мраморных стел, испещрённых иероглифами. Это своеобразная «книга почёта», где запечатлены фамилии 51624 учёных «цзиньши», каждый из которых умудрился сдать государственные экзамены в столице.

Дело в том, что ещё в те времена, когда парижане решали проблемы легитимности власти с помощью дубин, а Манхэттеном владели его исконные владельцы – индейцы, в Китае существовали строгие принципы назначения всех чиновников на должности только после сдачи ими соответствующих экзаменов. И эта аттестация была не чета той, которой иногда пугают наших госслужащих! Никакого кумовства, никакой семейственности! Экзамены были многоступенчатыми, низшие – в уезде, высшие – в столице.