Нора Букс - Эшафот в хрустальном дворце: О русских романах В. Набокова

Роман начинается в момент рождения движения — отъезда героя в столицу, в момент качественного скачка: «Огромная черная стрела часов, застывшая перед своим ежеминутным жестом, сейчас вот дрогнет, и от ее тугого толчка тронется весь мир…» (с. 5). примечательно, что сразу же возникающему движению придается вращательный танцевальный характер: «…люди, люди, люди на потянувшейся платформе, переставляя нош и все же не подвигаясь, шагая вперед и все же пятясь, — как мучительный сон, в котором есть и усилие неимоверное, и тошнота, и ватная слабость в икрах, и легкое головокружение, пройдут, отхлынут, уже замирая, уже почти падая навзничь…» (с. 5).

От первых и до последних страниц романа кружение разворачивается все шире, все быстрее, вовлекая практически всех героев. Сцены построены хореографически и исполняются парой или несколькими парами одновременно. Танцем является «фантастический урок» торговли, который дает ночью Драйер своему племяннику. Он вводит его в огромный пустой магазин, как в танцевальный многолюдный зал: «Драйер взял его под руку и молча подвел к одной из пяти, в ряд сиявших, витрин. В ней, как в оранжерее, жарко цвели галстуки, то красками переговариваясь с плоскими шелковыми носками то млея на сизых и кремовых прямоугольниках сложенных рубашек… Но Драйер не дал Францу засмотреться; он быстро провел его мимо остальных четырех витрин: чередой мелькнули: оргия блестящей обуви, фата-моргана пиджаков и пальто, легкий полет шляп, перчаток, тросточек…» (с. 68).

Танец — прогулка Франца по ночным улицам столицы. От нее у героя, как от вальсового кружения, возникает ощущение «головокружительной, геометрической разноцветности» (с. 73). Партнершами Франца в этом своеобразном танце становятся уличные женщины: «…на каждом углу, как знак небывалого счастья, стояла светлоногая женщина, — но времени не было заглянуть ей в лицо, уже звала вдали другая, за нею — третья…» (с. 74).

Вернувшись домой, Франц чувствует себя как после танцевального вечера: «Он провел ладонями по своим теплым мохнатым ногам, вытянулся со странным ощущением кружения и легкости» (с. 74). По схеме танца разрабатываются варианты намечаемого убийства Драйера (с. 176), игра в теннис (с. 181), демонстрация манекенов (с. 210).

В кружении вальса участвуют животные: «Том и такса, оба желавшие друг дружку понюхать под хвост, довольно долго вращались на одном месте» (с. 208); насекомые: «…стекляшками кружились мухи, садясь все на то же место» (с. 11); деньги: «…деньги, находящиеся в постоянном плодотворном вращении, движутся по инерции и движутся быстро…» (с. 188); гости в доме Драйера превращаются в «одно слитное веселое существо… кружащееся вокруг самого себя» (с. 140); кружатся предметы: «Белоснежный стол на оси хрустальной вазы описал медленный круг» (с. 164), «багровая фабрика закружилась и отошла» (с. 249); в автобусе «кружащаяся лесенка» (с. 26) [86] Вальсовая структура своеобразно реализуется Набоковым в буквальном прочтении фразеологизмов. Например, «круглые сутки» (с. 137), «круговорот дел» (с. 198), «оборотни случая» (с. 191). .

Общее кружение, в котором участвуют в романе персонажи и предметы, прочитывается как аллюзия на стихотворение Бенедиктова «Вальс» (1840).

Всеохватывающий танец превращает пространство романа в огромный курзал, традиционно декорированный зеркалами. Впечатление от интерьера регистрируется в ощущениях героев, в часто испытываемом чувстве «головокружительно, зеркальности» (с. 27). Герои непрерывно смотрятся в зеркала, отражаются в них, в зеркалах продолжается их движение [88] «Драйер решил подождать Марту. В зеркале отражалась его широкая спина… Он быстро обернулся, будто почувствовал, что кто-то смотрит на него, отодвинулся, и в зеркале остался только ярко-белый угол накрытого стола…» (с. 62). Марта: «В зеркале отразилось ее зеленое платье, нежная шея… Она даже не почувствовала, что зеркало на нее глядит…» (с. 65). Франц «познал одуряющий паркетный разлив огромных зал… Он увидел себя и Марту в пресыщенных зеркалах» (с. 148). Роль зеркал исполняют разные отражающие поверхности: Драйер «щурился от неожиданных белых молний, которые отскакивали от передних стекол проезжающих автомобилей» (с. 168), «…но что поделаешь, когда недавняя жизнь человека еще отражена на всяких предметах, на всяких лицах…» (с. 259). .

В этом сказывается пародийная установка на игру зеркальных отражений в «Петербурге» Андрея Белого, при помощи которой создается мистическое апокалиптическое пространство в романе.

Также как и вальс, роман «Король, дама, валет» представляет законченный экстатический период. Он начинается с рождения движения (см. приведенную выше цитату), т. е. качественного скачка, и завершается другим — переходом движения в звук.

В финале Франц, измученный страхом, что Марта выживет, возвращается к морю и узнает о ее смерти. Он идет в свой номер: «Приложив ладонь ко рту, чтобы как-нибудь удержать смех, душивший его… Смех, наконец, вырвался. Он рванул дверь своей комнаты. Барышне в соседнем номере показалось спросонья, что рядом, за стеной, смеются и говорят, все сразу, несколько подвыпивших людей» (с. 260).

Exstasis как организующая фигура вальсового движения разрабатывается Набоковым на разных уровнях текста. Можно выделить три основные функции «перехода» в романе.

Первая — exstasis как самостоятельная ситуация. Например: «Драйер нашел фиолетовую ленточку в книге, заложил страницу и, выждав секунды две, как будто не мог сразу перейти из одного мира в другой…» (с. 16). Франц переходит из вагона третьего класса в вагон второго: «Так в мистерии, по длинной сцене, разделенной на три части, восковой актер переходит из пасти дьявола в ликующий парадиз» (с. 15). Переход из провинциального мира в столичный, который осознается героем как сон: «Франц в то утро… не проснулся действительно, а только перешел в новую полосу сна» (с. 29).

Вторая функция — реализация качественного изменения, например, превращение случайно купленного портрета в фамильный портрет (с. 38), Франца — в автомат (с. 149–150), манекенов — в живых людей (с. 210), спящего Франца — в мертвеца (с. 18), подвижного Драйера — в труп (с. 158).

Третья функция — переход от одной точки зрения к другой. В их постоянной смене художественно воплощается ритмизированная очередность, с которой перед наблюдающим вальс возникают лица танцующих. Приведу несколько примеров. Франц во сне видит «Марту, сидевшую на краю постели. Он быстро подошел… и уже почти прикоснулся к ней, но вдруг не сдержал вскипевшего блаженства.