Нора Букс - Эшафот в хрустальном дворце: О русских романах В. Набокова

В результате аварии Кречмар слепнет от кровоизлияния в мозгу, «его лицо обросло жестким, курчавым волосом, и ярко розовел на виске шрам» (с. 180). В сцене в отеле, когда Кречмар хочет убить Магду из ревности, он думает: «Невозможно стрелять, пока она снимает башмачок. На пятке было красное пятно, кровь просочилась сквозь белый чулок» (с. 155). После примирения «он встал, подошел к ней, посмотрел на ее сморщенную розовую пятку с черным квадратом пластыря, — когда она успела наклеить?» (с. 158).

Пародийно они трансформируются в человеческие черты: старик «с носом как гнилая груша» (с. 26), «певица с абрикосовыми волосами» (с. 86).

Кречмар, летя в таксомоторе к Магде, думает: «Сейчас будет рай» (с. 51).

Отмечу, что в английском романе «Laughter in the Dark» живописные аллюзии Набокова на картины другого фламандского художника, более позднего, П. Брейгеля. Исследователи часто цитируют названную в тексте работу Брейгеля «Нидерландские пословицы» (с. 11), однако в повествовании легко обнаруживаются отсылы к полотнам неназванным, как, например, «Крестьянская свадьба» (с. 8), «Свадебная трапеза» (с. 8), «Зимний пейзаж с катающимися на льду» (с. 9).

Пример интуитивного восприятия слепого:

«Профессор, знаменитый окулист […] Кречмар представил его себе карапузистым старичком, хотя в действительности профессор был очень худ и моложав».

«Магда описывала ему все краски там — синие обои, желтый абажур, — но, по наущению Горна, нарочно все цвета изменила: Горну казалось весело, что слепой будет представлять себе свой мирок в тех красках, которые он, Горн, продиктует».

«Питаясь воспоминаниями о ней [о жизни. — Н. Б.], он словно перебирал миниатюры […] Он с ужасом замечал теперь, что, вообразив, скажем, пейзаж, среди которого однажды пожил, он не умеет назвать ни одного растения, кроме дуба и розы, ни одной птицы, кроме вороны и воробья».

«Он старался жить слухом, угадывать движения по звукам…» и, когда «вдруг услышал в конце стола странный звук, — как будто человеческое придыхание», решил, что у него «начинаются слуховые галлюцинации» (с. 182–183).

Трагическая ситуация слепоты в романе как изоляции от мира («гладким покровом тьмы он был отделен от недавней […] ярко-красочной жизни…» (с. 178) служит аллюзией на стихотворение В. Ходасевича «Слепой»:

Ходасевич В. Собрание стихов. Париж, 1983. Т. 2. С. 6.

«Теперь Кречмар видел ее, окруженную солнечной пестротой пляжа, которая, однако, была сейчас для него мутна, настолько пристально он сосредоточил взгляд на Магде. Легкая, ловкая, с темной прядью вдоль уха, с вытянутой после броска рукою в сверкающей браслетке, Магда виделась ему как некая восхитительная заставка, возглавляющая всю его жизнь».

«Look at that German romping about with his daughter. Now don’t be lazy, take the kids out for a good swim».

Пример — сцена аварии, зарегистрированная глазом наблюдателя: «Старуха, собирающая на пригорке ароматные травы, видела, как с разных сторон близятся к быстрому виражу автомобиль и двое велосипедистов. Из люльки яично-желтого почтового дирижабля, плывущего по голубому небу в Тулон, летчик видел петлистое шоссе […] и две деревни, отстоящие друг от друга на двадцать километров. Быть может, поднявшись достаточно высоко, можно было бы увидеть зараз провансальские холмы и, скажем, Берлин, где тоже было жарко…» (с. 163). В приведенной цитате очевидно использование киноприема — отдаления камеры, смены планов. Однако чем дальше от объекта глаз, тем больше и одновременно меньше он видит, происходит абсурдирование визуальных возможностей наблюдения.

В 1922 г. состоялось программное выступление Дзиги Вертова с манифестом «Мы» (журнал «Кино-фото», 1922, № 1). Группа кинематографистов, объединившихся вокруг Вертова, провозглашала себя «киноками», а исходным пунктом своей программы — «киноглаз».

Вертов Дзига. Статьи, дневники, замыслы. М., 1966. С. 53.

Аргус — мифологический персонаж, — великан, чье тело испещрено бесчисленным количеством глаз.

Несмотря на относительную молодость, набоковедение насчитывает внушительное количество работ об этом произведении. Ограничусь упоминанием некоторых из них, где выдвигаются названные интерпретации: Alter R. Invitation to a Beheading: Nabokov and the Art of Politics. — In: Appel A. and Newman Ch., eds, Nabokov, Criticism, Reminiscences, Translations and Tributes. Evanston, 1970; Pifer E. Nabokov and the Novel. Cambridge, 1980; Rowe W. W. Nabokov’s Spectral Dimension. Ann Arbor, 1981; Rampton D. Vladimir Nabokov. A Critical Study of the Novels. Cambridge, 1984; Foster L. Nabokov’s Gnostic Turpitude: the Surrealistic Vision of Reality in « Priglashenie na kazn’» — In. Baer J., Inghman N., eds. Mnemozina: Studia literaria in Honorem Vs. Setchkarev. Munich, 1974; Johnson D. B. The Alpha and Omega of Nabokov’s Prison House of Language: Alphabetic Iconicism in «Invitation to a Beheading» — Russian Literature. 1978. № 6; Couturier M. Nabokov. Lausanne, 1979; Parker S. J. Understanding VLadimir Nabokov. Columbia, 1987; Connolly J. W. Nabokov’s Early Fiction: Patterns of Self and Other. Cambridge, 1993; Alexandrov V. E. Nabokov’s Otherworid. Princeton, 1991.

Boyd В. Vladimir Nabokov. The Russian Yeare. P. 416–417.

Набоков В. Дар. Ann Arbor Ardis, 1975. C. 277. В дальнейшем цитаты из романа приводятся по этому изданию, с указанием страниц.

Набоков В. Приглашение на казнь. Анн Арбор: Ардис, 1979. С 60–61. В дальнейшем цитаты из романа приводятся по этому изданию с указанием страниц.

Чернышевский Н. Избранные сочинения. М.; Л., 1960. С. 6. В дальнейшем цитаты из романа «Что делать?» приводятся по этому изданию, с указанием страниц.

В этом сходятся большинство упомянутых выше исследователей, (см. сноску 1 данной главы (в файле — сноска № 203 — прим. верст. )).

Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки. — Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 114.

Г. Шапиро в статье «Христианские мотивы, их иконография и символика в романе Владимира Набокова „Приглашение на казнь“» пишет, что «судьба Цинцинната может быть соотнесена с нередко сниженными пародируемыми мотивами из жизни Христа при наложении на них мотива гибели Иоанна Крестителя и некоторых христианских мучеников». (Russian Language Journal. 33.1979. № 116. С. 144.). Мне представляется, что евангельские аллюзии присутствуют в «Приглашении…» именно потому, что это произведение есть часть романного диптиха, т. е. они возникают в первую очередь как пародийная параллель евангельским амбициям Чернышевского.