И. Родионов - Наше преступление

— Ну што жъ, убили, а я вотъ живъ, — съ своѳй веселой улыбкой отвѣтилъ Иванъ.

И Катерина знала, что это такъ и было и иначе не могло быть.

— Ишь франтъ какой! — ворчливо сказала она. — Какъ разрядился! Для праздника, што ли? Поберегъ бы добрую одёжу... Зачѣмъ трепать? Али тамъ, гдѣ живешь-то, всякой день праздникъ?

— Хочешь яблоковъ? — спросилъ мужъ.

— Ой, ты мнѣ ноги отдавилъ, ишь усѣлся... ду-

маешь, лѳгонькой? с*ду^. теіап-кагак.ги 218

Ы она, похлопавъ рукой по одѣялу, указала ему мѣсто съ краю кроватн, ближе къ ея лицу- Иванъ послушно пѳресѣлъ.

— Хочешь, што ли? — пѳрѳспросилъ Иванъ и раз-вязалъ пѳстрый платокъ, въ которомъ были краснобо-кія яблоки.

— Нѳ надо мнѣ твоихъ яблоковъ. Нѳ хочу... — капризно заявила она. — Почѳму не принѳсъ мятпыхъ пряниковъ? Помнишь, бѣлые... у Соколова въ лавкѣ покупалъ... Принеси...

— А я сычасъ... однимъ духомъ... *— отвѣтилъ Иванъ, весело подмигнувъ, такъ, какъ онъ это дѣлалъ при жизни.

И онъ убѣжалъ въ городъ въ лавку Соколова и принесъ Катеринѣ пряники. И всѳ это произошло такъ быстро, какъ будто онъ совсѣмъ и не отлучался, а взе время находился при !нѳй и въ то жѳ время хо-дилъ въ лавку. И всѳ это было какъ нельзя болѣе простс и ѳстественно и иначе быть нѳ могло.

— Ты мнѣ сына-то родишь? — спросилъ Иванъ, указавъ на ея животъ.

— А то какъ же... Кого жъ мнѣ родить?!

— Можетъ, дѣвочку ... не хочу...

— Нѣтъ, мальчишку...

И только что подумала она спросить, принесъ ли Иванъ для сына красные козловые сапожки, какъ мужъ вынулъ уже ихъ изъ кармана своего пиджака.

— Обряди его, сынишку-то, — сказалъ онъ, улы-баясь и подавая ей сапожки, и изъ того же кармана вынулъ красную шапочку съ длинными наушниками и черный дубленый полушубочекъ, отороченный по борту и воротнику сѣрымъ, курчавымъ каракулемъ, и все это передалъ ей.

— Какой у тебя карманъ-то... Сколько въ ёмъ

219

й Катерияа разсмѣялась оть восторга, съ восхи-щевіемъ разсматривала эти драгодѣнностн и разгла-живала ихъ рукой...

— Ты насъ жалѣешь... — съ благодарностью ска-зала она, отожествляя себя съ будущимъ сынишкой.

— Какъ жѳ не жалѣть? Кто васъ жапѣть будетъ, ежелп я не пожалѣю?!

XIII.

Два дня йпустя Леонтій пріхалѣъ въ Щепталово съ полуоправившейся Прасковьей, которая, во' что бы то ни стало, хотѣла навѣстить заболѣвшую дочь. Ка-терина бредила во снѣ днемъ й ночью, не пила и не ѣла, но когда ее разспрашивали, то отвѣчала вполнѣ разумно и жаловалась на нестерпимѵю головную боль.

— Голов.ушка моя бѣдная, — говорила стар.уха, стоя у постели больной дочери, — к.уда дѣваться мнѣ съ ею? Тамъ дѣдко лежитъ, доживаетъ свои послѣд-ніе денечки. Я день ползаю, а три дня лежу. Лё-вушка, можетъ, отвезъ бы ее, К&тюшку-то, въ боль-ницу. Все-таки тамъ лучше помогли бы. А то, што мы знаемъ, люди темные?

— Страшно, сватьюшка, какъ въ больницу-ту? — встряла Акулина и тотчасъ же по своему обыкнове-нію всплакнула. — Уморили тамъ ненаглядное мое со-кровшце, В&нюшку, и еѳ тамъ уморятъ. Кто изъ боль-ницы живой выходитъ?!

— Да што, рази больиица для насъ, мужиковъ? — озлобленно подхватилъ Леонтій. — Съ насъ только и знаютъ, что деньги дерутъ, а за господскими собач-ками тамъ лучше ходятъ, чѣмъ за нашимъ братомъ. Уморили Ивана Тимофеича и ей не миновать, и ее уморятъ. Можетъ, привези онѣ Ивана-то Тимофеича прямо домой, такъ и отлежался бы. А изъ больницы, дѣло извѣсное, одна дорога — на погостъ. Кто оттуда живой да здоровый пыходитс>?у.еІап-ка2ак.Ги

Да, да, сватушка. И теперь бы нашъ Вашошка-то, можѳтъ, живъ бы былъ, кабы привезли тогда до-мой... — сквозь слѳзы поддакивала Акулина, — а то мы съ Ксітюшкой совсѣмъ тогда отъ горя-то ума рѣ-шились, ну и ... повѳзли и вотъ... нѣту тепѳрь у насъ ВИшошки...

Старуха Прасковья, слушая сына и сватью, мор-щилась, точно отъ боли.

— О-охъ, Лёвушка, — заговорила она, укоризнѳнно покачавъ головой, — зачѣмъ говоришь неправду? Отецъ твой болыне ста годовъ на свѣтѣ прожилъ, я осьмой десятокъ доживаю и мы никогда не сказали ни о комъ неправды и васъ учили такъ-то говорить одну правду истинную, а ты отъ Егора, твоего пустобайки-брата, иаучился лгать. Зачѣмъ охаявать добрыхъ людей? За это Господь строго накажетъ, Лёвушка, за это Богъ нѳ проститъ. . .

— Да, по твоему, — всѣ говорятъ неправду. Вы только съ отцомъ правильные. Рази не для господъ больницы на наши трудовые мужицкіе гроши строены? Разл земство съ насъ нѳ деретъ деньги? Мы и не знаемъ, куда ихъ расходують... все по господскимъ карманамъ расходится.

— Ты самъ меня по лѣту туда отвозилъ и три недѣли, какъ одинъ денечекъ, я тамъ вылежала и ко всѣмъ тамошнимъ порядкамъ приглядѣлась. Глав-ный дохтуръ тамъ хорошій, обходительный и фершала и фершалицы хорошіе... Дай имъ, Господь, здоровья!

— старуха, отыскавъ глазами иконы, перекрестилась, — помогли мнѣ и денегъ ни копѣечки не взяли и ни-какихъ господъ тамъ не лечатъ и господскихъ соба-чекъ я тамъ ие видала, а все лежатъ мужики да бабы и за всѣми одинъ уходъ...

— Ну, завела... — сказалъ Леонтій, махнувъ ру-кой. — По тебѣ всѣ на свѣтѣ люди хорошіе, худыхъ-то нѣгу-ти, а денегъ въ больницѣ не взяли, такъ возь-мутъ...

221

— Будь самъ къ людямъ хорошъ и къ тебѣ люди будутъ хороши. Только людямъ потѳряннымъ да пья-ницамъ не угодишь добромъ...

— Знаѳмъ мы этихъ хорошихъ господъ. Вотъ по-смотришь, сдерутъ съ меня за твое леченіѳ.

— Дохтуръ самъ завѣрилъ, что нѳ возьмутъ... и не возьмутъ.

— А, всѳ-таки, въ твою хорошую больницу я сестру свою нѳ опредѣлю! — упрямо заключилъ Леонтій, раз-горяченный противорѣчіемъ матери. — Свезу ее до-мой, самъ за ей ходить буду, а нѳ отдамъ въ боль-

ницѵ... Вотъ и всѳ! не отдамъ!

Катерина, находившаяся въ полудрѳмотномъ со-стояніи, однако, поняла, что рѣчь шла о ней.

— Доченька, вотъ ужъ и нѳ знаѳмъ, какъ быть? — обратилась къ ней Акулина. — Сватья ладитъ тѳбя въ больницу, а свать не хочетъ и я ужъ тоже не

знаю: голова-то у меня не на мѣстѣ... .

Въ болѣзненномъ мозгу Катерины представился весь ужасъ пріема въ больницу избитаго мужа«и тѣ муки, которыя онъ переиспыталъ тамъ въ первую ночь. Она заплакала.

— Не хочу въ больницу... тамъ помру, какъ Ваня помёръ. Нѳ хочу, не хочу...

Акулина развела руками.

— Такъ какъ же быть-то? ужъ и нѳ знаю...

— Можетъ, къ намъ въ Черноземь хочешь? Све-земъ, — сказалъ Леонтій.

— Къ мамѣ хочу... въ Черноземь ...

Сказавъ это, Катерина закрыла глаза. Поутихнув-шія было боли въ головѣ отъ волненія возобновились еще сильнѣе. Лицо ея горѣло. Снова прншелъ мужъ, сѣлъ на кровати и придавилъ своей спиной ея животъ; она отстранила его рукой. Онъ всталъ въ ногахъ, но на животъ все-таки что-то тяжелое надавливало и не

отпускало. ддд.еіап-кагак.ги