Виктор Еремин - Крымские «армагеддоны» Иосифа Сталина

Однако незадолго до этого в газете «Правда» была опубликована большая статья И. Г. Эренбурга «По поводу одного письма». В ней знаменитый советский публицист ответил на адресованное ему письмо некоего Александра Р. из Мюнхена, который спрашивал: как относятся в Советском Союзе к государству Израиль? «Можно ли видеть в нем разрешение еврейского вопроса?» [464]

В статье Эренбург, в частности, сказал:

«…Советское правительство первым признало новое государство, энергично протестовало против агрессоров, и когда армии Израиля отстаивали свою землю от арабских легионов, которыми командовали английские офицеры, все симпатии советских людей были на стороне обиженных, а не на стороне обидчиков. Это так же естественно, как и то, что советские люди сочувствуют патриотам Вьетнама, а не французским усмирителям, патриотам Индонезии, а не голландским карателям.

…наш народ понимает чувства евреев, переживших величайшую трагедию и наконец-то получивших право существовать на своей земле. Желая успеха труженикам Израиля, советские люди не закрывают глаза на те испытания, которые ожидают всех честных людей молодого государства. Кроме вторжения англо-арабских полчищ, Израиль знает иное вторжение, менее громкое, но не менее опасное — англо-американского капитала. Для империалистов Палестина — это прежде всего нефть. Конкуренция хищников — “Стандард ойл”, с одной стороны, “Англо-иранской нефтяной компании” и ‘Шелл” — с другой, вмешивается в жизнь неокрепшего государства. Интересы концерна “Поташ Палестайн Компании”, вопрос о нефтепроводе Киркук-Хайфа, американские проекты концессий и военных баз — вот что угрожает Израилю вслед за головорезами короля Абдуллы. Во главе государства Израиль не стоят представители трудящихся. Мы все видели, как буржуазия европейских стран с их большими традициями, с их старой государственностью предала национальные интересы во имя доллара. Могут ли советские люди рассчитывать, что буржуа Израиля окажется совестливее и прозорливее, нежели буржуа Франции или Италии? Вряд ли. Мы доверяем народам, но если в Израиле народ сражается и отважно сражается, то это не значит, что народ там управляет» [465].

Можно не сомневаться, что Эренбург написал заказной материал. Не зря в более поздние времена писатель Б. Н. Сарнов [466]сказал об «Ответе…»: «…он чувствовал, что дело пахнет керосином. …тот же запах, только стократ усиленный, толкнул его написать ответ мифическому Александру Р. — это свое ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ евреям, ошалевшим от известия, что впервые за две тысячи лет у них опять появилось наконец свое государство» [467]. Так что не стоит сомневаться в том, что Эренбург был искренен. Осенью 1948 г. происходил исторический перелом в судьбах советского еврейства. ЕАК под руководством Михоэлса, возникнув как общественная организация, после 1943 г. незаметно переродился в еврейскую националистическую партию. Правда, партия эта была озетовской. Хотя руководство комитета намеренно отделяло евреев от других народов СССР (советские евреи сами по себе, а советский народ сам по себе), во многом рассчитывало на поддержку транснационального капитала, но при этом оно было сориентировано на итоги Октябрьской революции в ее еврейской части и, настаивая на создании КрымЕССР, в какой-то мере было патриотично настроено. Не зря озетовцев называли советскими евреями. После гибели Михоэлса во главе руководства ЕАК встал Ицик Фефер. При нем комитет начал быстро переориентироваться на сионистов и интересы его становились все более и более антисоветскими, а СССР все чаще представлялся еаковцами как антисемитское государство. Осенью 1948 г. фактически шел болезненный процесс перерождения партии националистов-патриотов в партию националистов-сионистов. Эренбург, как ярчайший представитель озетовцев старой волны, предупреждал о возникшей опасности перерождения и пытался разъяснить происходящее галутным евреям. Тщетно.

Одновременно статья была отрезвляющей оплеухой израильской верхушке и означала, что дружба закончена — СССР с предателями на дружит. Известно, что в середине августа 1948 г. из советской миссии в Израиле пришло донесение, в котором подробнейшим образом было рассказано о переориентации сионистов на США и Великобританию, о враждебных высказываниях руководителей Израиля в адрес СССР и Сталина, о том, что посланником в Советский Союз направлена агент ЦРУ Голда Мейерсон. Там же цитировались слова Мейерсон, сказанные при встрече в Тель-Авиве чрезвычайному и полномочному посланнику СССР в Израиле П. И. Ершову [468]14 августа 1948 г.: «вопрос об иммиграции является важнейшим для государства Израиль» [469]. При этом Ершов указал, что она не говорила об иммиграции из СССР. В те же дни посол СССР в Великобритании Г. Н. Зарубин [470]сообщил, что «прогрессивные круги лондонских евреев характеризуют Мейерсон как агента американской разведки» [471]. Таким образом, к приезду Голды в Москву представления об ориентации израильского правительства и его посланника у Сталина были вполне определенные.

Посланник правильно поняла смысл передовицы в главной газете советских коммунистов, но не особо расстроилась, поскольку была готова к такому обороту. Другое дело, что она восприняла статью как личную обиду, нанесенную ей Эренбургом, и не забыла о ней даже тридцать лет спустя.

Голда Меир

Но кто же был заказчиком статьи? Этого мы не знаем. Сразу же после похорон А. А. Жданова Сталин единственный раз в жизни уехал отдыхать в Крым. Там он в тишине и одиночестве жил до второй половины ноября 1948 г. Так что от московских событий осени того года вождь фактически самоустранился. В столице же всеми делами заправляли Г. М. Маленков, Л. П. Берия и Н. А. Вознесенский. Правда, некоторые исследователи утверждают, что Сталин приказал написать эту статью коллективу авторов накануне своего отъезда. Однако в силу сложившихся обстоятельств работа над нею затянулась, причем И. Г. Эренбург настоял на своем индивидуальном авторстве [472]. Сам писатель ничего подобного не рассказывал, но признавал, что статью для оборения отсылали Сталину в Крым.

И вот настало 4 октября. Меир написала об этом следующее:

«В тот день, как мы и собирались, мы отправились в синагогу. Все мы мужчины, женщины, дети — оделись в лучшие платья, как полагается евреям на еврейские праздники. Но улица перед синагогой была неузнаваема. Она была забита народом. Тут были люди всех поколений: и офицеры Красной армии, и солдаты, и подростки, и младенцы на руках у родителей. Обычно по праздникам в синагогу приходило примерно сто-двести человек — тут же нас ожидала пятидесятитысячная толпа. В первую минуту я не могла понять, что происходит, и даже — кто они такие. Но потом я поняла. Они пришли — добрые, храбрые евреи — пришли, чтобы быть с нами, пришли продемонстрировать свое чувство принадлежности и отпраздновать создание государства Израиль. Через несколько секунд они обступили меня, чуть не раздавили, чуть не подняли на руках, снова и снова называя меня по имени. Наконец, они расступились, чтобы я могла войти в синагогу, но и там продолжалась демонстрация. То и дело кто-нибудь на галерее для женщин подходил ко мне, касался моей руки, трогал или даже целовал мое платье. Без парадов, без речей, фактически — без слов евреи Москвы выразили свое глубокое стремление, свою потребность участвовать в чуде создания еврейского государства, и я была для них символом этого государства.