Евгений Медреш - Между прочерками: фантазии в манере Гештальта

Больше всего я нравлюсь себе тогда, когда я нравлюсь тем, кто нравится мне.

Только близкие люди способны сделать меня чужим себе самому.

Иногда единственный вариант сохранить семью заключается в том, чтобы уйти из нее.

Люди часто не могут расстаться не потому, что нужны друг другу, а потому, что не знают, куда деть общее прошлое.

Сумма удовольствия и свободы в отношениях – всегда константа.

В другом человеке я люблю свою потребность.

Если этот человек со мной, чтобы обеспечить какую-то мою потребность – это дает мне покой и безопасность. А если он со мной, потому что я хочу именно этого человека – это счастье.

Все всех используют. Но не все об этом договариваются. И не всем это на пользу.

Чтобы действительно уйти, я должен договориться. Или разочаровать в себе. Или сделать себя нежелательным.

Люди, отрезанные от меня по живому, таскаются за мной всю жизнь.

Свобода не приходит с разрывом. С разрывом чаще всего приходит окончательное закрепощение. Свобода приходит с осознанностью.

Справедливость – довольно злая фантазия. Нельзя же, на самом деле, относиться к людям так, как они того заслуживают. Это бесчеловечно.

Идеология отношений топит феноменологию отношений.

Когда я стал умным человеком, я поселился в раю, вдали от копошащихся людей… И когда потом я действительно немного поумнел, мне вновь посчастливилось быть человеком среди людей.

Жизнь – это рискованное и опасное пространство для свидания душ. Место, где они могут воплотиться и встретиться. Невоплощенная душа не рискует ничем, кроме бессмысленности и одиночества.

Каждый спасает сам себя. Но когда я отказываюсь сочувствовать и помогать другому, мне себя уже не спасти.

Люди не могут договориться не гадить. Людям посильно договариваться, как именно гадить.

Чем больше у меня личного имущества, тем меньше у меня личного.

Я могу считать своим только то, что никак не может быть ничьей собственностью. То, что может быть чьей-то собственностью, считать своим слишком романтично.

Зарабатывание денег не является основанием для жизни.

Это самостоятельное увлечение, с успехом заменяющее жизнь.

Для депрессивного добро есть уменьшение зла. Для маниакального зло есть уменьшение добра. Вот они и не понимают друг друга.

Человек испытывает серьезные трудности, думая, что он директор. Или дворник. В то время как он просто работает директором. Или дворником.

В толпе выгоднее всего ссориться с тем, кому больше всего должен.

У меня много власти над теми, кому я должен, пока они тоже считают, что я им должен.

Управление толпой состоит в трансляции бессмысленного. Если толпе транслировать смысл, она перестает быть толпой.

Тех, кто боится сделать больно, следует скрещивать с теми, кто боится обмануть.

Я хочу того, чего от меня ждут – это послушание. От меня ждут того, чего я сам хочу – это политика.

Работа на публику очень помогает отдохнуть от людей.

Демократия хороша и опасна тем, что при ней никто не боится различных форм начальственного недовольства. Поэтому при демократии власть иногда просто вынуждена убивать тех, кто ее не боится.

Шуты никогда никого не казнили, ни правителей, ни толпу. Толпа и правители регулярно казнят шутов, пытаясь справиться с собой и своими демонами.

Если народ любит свое руководство – его дела плохи. Но если и руководство любит свой народ – его дела вовсе безнадежны.

Когда у государства появляется «добрая воля» – у него пропадают законы.

Порядочный человек поддерживает порядок, но не правителей. Любить власть вредно, это обессиливает.

Законы и правила приносят пользу лишь тем, кому они принадлежат на правах собственности.

В стране запретов крепнет только запрещаемое. При этом оно совсем не лучше того, что не запрещено – оно просто крепче теперь.

Единственный способ выжить под властью дурака – признать его великим.

Публичный патриотизм – это четкие инструкции о том, кому подчиняться и кто враг.

Заботливое государство никогда не позволит каким-то террористам убивать своих граждан. В крайнем случае оно их убьет самостоятельно.

Насильник не готов отвечать за собственные желания, слабость и страхи. И потому отвечает за слабость и желания других.

Полный смысл закона понятен только преступнику.

Тюрьмы состоят из сторонников ничем не ограниченной свободы. Проявление слабости нравится только слабым врагам.

Народ всегда прав. И именно поэтому бесправен.

У подневольных ответственности не бывает.

Подданные безнадежно тупы. Их отупляет невозможность совершать действия, основанные на собственном желании и собственной воле.

Усомнение общеизвестных истин больше всего злит тех, кто про них меньше всего знает.

Жизнь – это иррациональный поступок, растущий на почве, удобренной рациональным мышлением.

Любовь к Богу проявляется в беззвучной молитве.

Любовь к стране – в выборе места жизни и в соблюдении законов.

А любовь к ближним проявляется в добродушном нраве и в том, чтобы выносить мусорное ведро только в надлежащее место.

Всевышний не нуждается в услугах продюсера. Чем активнее я продвигаю людям Бога – тем больше там меня и тем меньше Бога.

Не могу даже представить, кем должно быть существо, которое хвалит Бога.

Богу не важно, как человек к нему относится. Отношение к Богу важно для самого человека. Отношение к Богу определяет жизнь человека.

Атеист более всего недоволен тем, что с ним никто заранее не договорился про существование Всевышнего.

Одни точно знают, что Он это сделал, другие точно знают, что Он этого не делал… И те, и другие – религиозные фанатики, причем даже религия у них одна.