Фарида Габидуллина - Эволюция татарского романа

Роман начинается с рассказа лирического героя о его поездке в деревню в очередной отпуск. С первых страниц произведения молодой герой противопоставляется и природе, и деревенской жизни, или вовсе стоит особняком от них. К примеру, после долгожданного дождя «утки громко празднуют, разговаривают, шумят; благодарят Аллаха за этот дождь» (С. 85). В это же время лирический герой не знает, куда деваться от этого надоевшего дождя. Не умея проникновенно относиться к природе, не находя в ней радости, молодой герой в деревенской жизни чувствует себя белой вороной. Его одиночество, бессмысленность его жизни особенно отчетливо демонстрируются в дни летних и осенних работ. Наблюдая за напряженной работой сельского люда, герой чувствует неловкость за то, что не может участвовать в ней: «Как можно ничего не делать в то время, когда весь народ трудится, весь народ старается увеличить богатства, которые дает природа, весь народ заготавливает хлеб для будущего всего человечества? Как можно пользоваться результатами этого труда, не участвуя в нем?» (С. 101). Но, он не может войти в этот мир, и ограничивается лишь воздаянием оды участвующей в этом труде молодой матери, его грудному ребенку: «Живи, труженица-мать! Живи, труженик-ребенок! Знай, что все ценности мира, все счастье мира в твоих деловых руках, и живи! Живи!» (С. 101).

Одиночество, испытываемое героем в деревне, непонимание им деревенской жизни автор объясняет неправильным воспитанием, полученным в семье, что, собираясь стать муллой, он ставит себя выше простолюдинов. Поэтому, когда сельский люд живет в едином трудовом порыве, герой испытывает прямо противоположные чувства: «Душа чего-то просит, чем-то озабочена. Нет настроения, разнообразия. Дни текут одни, похожие на другие. Неинтересно, бессмысленно! Чего-то хочется сделать, чего-то придумать! И ничего нельзя сделать. Целый день слоняюсь по дому, хожу на гумно. Сам не доволен своей судьбой» (С. 90). Как видим, автор понимает, что герой относится к себе критически. Шакирд, понимающий бессмысленность проведенных в деревне дней, превращение себя в дармоеда, по наступлении осени с большими надеждами направляется в Казань. Но автор показывает, что и в дальнейшем его надежды на интерсную и осмысленную жизнь не оправдываются.

Прежде всего не осуществляется желание шакирда получить в медресе более основательные знания, поскольку устаревшее медресе, в котором учится, не может их ему дать. После этого он решает повышать знания самостоятельно и начинает изучать светские предметы. Затем автор следующим образом оценивает степень его «я» – уровень полученных им самостоятельно знаний: «Сейчас я знаю немного по-русски, немного по-турецки, немного по-арабски, по-персидски, немного свой татарский язык, эти языки могу понимать с помощью словаря и затем читать книги. К тому же немного знаю по истории, о каких-то растениях, животных, знаю немного о воспитании, обучении детей, работе в школе, о религии и убеждениях, немного о толкованиях хадисов, немного о праве и философии, короче говоря, обо всем понемногу. Знаю обо всем поверхностно, но ничего основательно. И что я могу делать с этими знаниями?» (С. 131).

Напоминая о низком уровне образования не только этого шакирда, но и у многих других, автор в большей мере объясняет это состоянием дела в области просвещения. Надо сказать, что с общим состоянием просвещения, судьбоносно важного для нации, Г. Исхаки интересовался на протяжении всего своего творчества. К примеру, в своем, носящем программный характер, произведении «Ике йөз елдан соң инкыйраз» («Исчезновение черед двести лет») одной из причин, ведущих татар к исчезновению, он называет тяжелое положение системы образования в то время и так его оценивает: «Второе, что препятствует прогрессу, это отсутствие медресе и мектебов, и то, что в имеющихся преподается всякого рода ни к чему не пригодная чепуха; то, что мы не придаем значения делу обучения. Причина тому – то, что мы не доверяем ученому люду. Доверие этого дела людям, не имеющим представления о воспитании и обучении, вызывает и смешное, и горестное ощущение. Думая об этой проблеме, я вспоминаю слова великого русского писателя и крупного психолога Тургенева «Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно», и не находя более точных слов по этой проблеме, начинаю их то и дело повторять. Эта проблема вызывает во мне и слезы, и смех. Но, ни от одного, ни от другого толку нет, и для того, чтобы пришедшие после меня могли и плакать, и смеяться, поскольку ничего не предвещает изменения ситуации, мало, кто об этом думает» [81. С. 107].

Возвращаясь в романе «Жизнь ли это?» к проблеме того, что большинство мектебов и медресе не могут давать современного образования, он связывает ее напрямую с судьбой нации и вкладывает в уста героя следующие слова: «Неужели так же, как я, тысячи, сотни тысяч татарских детей не имеют права учиться, знать то, что знают другие? Как это можно терпеть? Как в век просвещения можно осознанно оставаться невеждами? Почему мы родились такими несчастными? Почему мы не дети тех, у кого есть школы, книги, деньги?» (С. 126).

Тяжелое положение системы образования в то время приковывало внимание и других писателей. Например, Г. Тукай, Г. Ибрагимов в своих ранних произведениях «Мәдрәсәдән чыккан шәкертләр ни диләр» («Что говорят шакирды, покинувшие медресе»), «Зәки шәкертнең мәдрәсәдән куылуы» («Об изгнании Заки-шакирда из медресе») критикуют порядки в этих отсталых медресе, уровень предоставляемых ими знаний. В романе Ф. Амирхана «Урталыкта» («Посередине») идет речь о том, как, не довольный уровнем обучения в медресе, Хасан Арсланов приезжает в Казань и начинает получать уроки у русских учителей. Поскольку роман остался незавершенным, предсказать дальнейшую судьбу героя трудно. В оставшейся части романа описывается, как деревенский шакирд входит в городскую среду, как себя ведет, какими чувствами живет. Дав роману подзаголовок «Татар яшьләре тормышыннан» («Из жизни татарской молодежи») писатель своего героя описывает больше в окружении городской молодежной интеллигенции – студентов, гимназистов. Больше всего на него произвело впечатление то, что его (вчерашнего шакирда) уровень образования гораздо ниже, чем у городской молодежи. Поведение героя среди молодежи, собирающейся ставить татарский спектакль, автор описывает следующим образом: «Во всем этом мероприятии, среди всех участников он чувствовал, что почему-то он хуже всех и поэтому ему было очень стыдно» [12. С. 230].

В общем, освещая среду дореволюционной татарской молодежи с критической точки зрения, Ф. Амирхан делает акцент на выявлении существующего между ними национального и социального различия. Положение неопределенности и окружающей средой у Хасана часто вызывает беспокойство. Например, когда во время читки пьесы, «написанной с целью показать самые глубокие раны татарской жизни», он видит равнодушие к ней участвующих в спектакле молодых людей, то у него «болит какая-то неведомая частица сердца». В другом случае то, что его знакомый Габдрахман цель жизни сводит к «старательному возведению дома», вызывает в душе Хасана несогласие. Тем самым автор как бы напоминает своему герою, что на этом свете есть более высокие цели. Но по причине незавершенности романа, остается невыясненным, в чем заключаются эти цели.