Герда Грау - Операция Франкенштейн

Теда шрам не заинтересовал, он открыл дверь и быстро отошел в сторону, уселся на стул, бросив брезгливый взгляд на «Лиззи». Вайз вошел первым, сверился с фотографией, которую держал в руке, и свистнул в проем. За ним появились Креббер с Эндрюсом и Джонсон с Мартинесом. Грегори и Девилера не было, и Тед понял почему — два раза засветиться в одном месте было глупо, камера наблюдения тут наверняка не только у хозяина мастерской.

— Головаст, найди, где у него конвейер и как эта херня работает, — приказал Вайз, наслаждающийся ролью командира, невзирая на то, что и без него никто не терялся в обстановке. — Принцесса?

Тед перебросил ему в руки свой пад.

— Не забудьте почистить его диск, — напомнил он. — Намадзу он тоже срисовал.

— Я похож на идиота? — оскорбленно спросил Вайз.

Тед предпочел не вступать сейчас в дискуссии, время было дорого, обстановка почему-то нервировала его до тошноты.

— Повезло, — сказал Креббер, потрошивший бумажный ежедневник хозяина. — Заказ получен на прошлой неделе, двенадцать мужских голов, предоплата пятьдесят процентов, отметок об исполнении нет, как в других. Есть какая-то пометка в календаре на сегодняшний день, возможно, сделка закроется сегодня.

— По аайским меркам это преступление, — сказал Тед Гейлу, который плюхнулся на рабочее место хозяина. — То, что мы делаем.

— Ни хрена, — возразил тот, стягивая свитер через голову и бесцеремонно бросая его Теду на руки. — Это называется защитой чести и достоинства. Сколько он так проваляется?

— Час, — сжав губы, ответил Тед.

— Иди к Выдре в машину, мы тут сами справимся. Кот, давайте на склад, я запускаюсь.

Гейл закрыл глаза, за стеной глухо лязгнуло какое-то железо, свет мигнул и потускнел. Тед сел рядом и тупо уставился на экран, где появилась схема со значками производственного цикла.

— Погнали, — захохотал Вайз. — Операция «Франкенштейн».

Эйб выглядел печальным, хотя все, кто знали, как на самом деле выглядит Эйб в печали, унесли эту тайну на дно мумбайской лагуны. Поэтому был он печален на самом деле или притворялся, сказать было нельзя.

— Я разочарован, — сказал он. — Не подозревал за тобой такого чувства юмора. Ты думаешь это смешно?

Большой Мо с трудом понимал, о чем ему говорят, но кивнул, и тут же почувствовал, как непреодолимо тянет положить голову на стол и заснуть. Мешала только эта яркая лампа, светившая в глаза, и чужие руки на плечах.

— Не понимаю, — набитым кашей ртом пробормотал он. — Мы хорошо работали.

— Да, — Эйб прикурил дорогую сигару. — Хорошо. Пока ты не решил подставить меня.

— Я? — мысли с трудом выстроились в нужном направлении. — Я не собирался тебя подставлять. Ты платишь деньги, я отдаю товар. Мы оба довольны.

Эйб обернулся к своему помощнику с фальшивым бриллиантом в галстуке.

— Джастин, принеси сюда последнюю партию.

— Всю? — засмеялся Джастин.

— Всю, мой мальчик, всю. Пусть наш друг посмотрит и объяснит нам, чем мы заслужили его нерасположение.

Большой Мо сквозь туман наблюдал за тем, как вырастает гора коробок на полу его мастерской. Одну из них Джастин водрузил на стол перед ним и откинул крышку. Туман из мозгов Мо улетучился, уступая место инфернальному ужасу, потому что в коробке была его собственная голова. Не просто была, а разевала рот в вопле о помощи, словно ей грозила Медуза-Горгона.

— Джезус, Мария, — пробормотал кто-то сзади.

Большой Мо не выдержал, скинул коробку на пол, благо, чужие руки ослабли, как и его собственные ноги.

Джастин сунул в рот спичку и невозмутимо поменял коробку на следующую. Там Большой Мо кривился так, словно его запекали в фольге на День Благодарения в аду. В следующей коробке он недвусмысленно готовился блевать, раздув щеки, в четвертой по счету лыбился беззубой ухмылкой олигофрена, что было в пятой Мо не захотел узнавать, навалился на нее, трезвея со скоростью света.

— Ты что хочешь сказать, — грустно продолжил Эйб, — что у кого-то встанет на бота с таким лицом? Так вот я тебе скажу, что на бота с таким лицом не встанет даже у твоей жены, если бы она у тебя была. Даже у Джастина не встанет, а у него встает на что угодно по команде.

Джастин улыбался тихой людоедской улыбкой, от которой стыла кровь в жилах.

— Эйб, клянусь, — сквозь зубы произнес Мо, пытаясь вырвать у памяти хоть кусок событий из последних суток. — Это не я.

— Да? — с сомнением произнес печальный Эйб. — А кто именно? Я оставил за тобой хороший кусок, без конкурентов, без подельников, и вот оказывается, тебя, ягненка, кто-то подставил. Не смеши моего Джастина, не говоря уж обо мне. Может быть, ты сам себя подставил?

Он показал фотографию, которую Джастин извлек из коробки вместе с головой, и теперь она торчала перед глазами Мо, вызывая мигрень при попытке вспомнить изображенного на ней человека, стоявшего у зеркала в его мастерской.

— Знаешь, почему я до сих пор на плаву? — вкрадчиво сказал Эйб, подаваясь вперед всем корпусом. — Я знаю секрет хорошего бизнеса. Открыть тебе его или не надо?

— Открой.

Эйб наклонился к его уху.

— Мы не ссоримся с парнями с «Голиафа», — прошептал он, словно великую тайну. — Я не ссорюсь с парнями с «Голиафа», Джастин не ссорится с парнями с «Голиафа», никто на всех Мумбаях не ссорится с парнями с «Голиафа». Если ты не будешь ссориться тоже, то не проснешься в один прекрасный день слюнявым идиотом с пустыми банковскими счетами. Понял меня? Иди, работай, до утра еще есть время.

Сказав это, Эйб поднялся и направился к двери. Джастин последовал за ним, бросив жеваную спичку в угол мастерской. Когда помещение опустело, Мо сполз на пол и дотянулся до бутылки с виски, стоявшей за ящиком с инструментом. Он отхлебнул из горла, и когда виски придал ему мужества, откинул крышку последней коробки, брошенной в угол. Увиденное заставило его фонтаном выплюнуть виски и долго и мучительно кашлять, выворачиваясь наизнанку. Дрожащими руками он нашарил свой пад и набрал номер.

— Жан, — сказал он как можно нейтральнее, — я подумал, что мы могли бы стать партнерами. Приезжай, обсудим условия.

— Ты серьезно? — изумился на том конце Жан. — Или пьян?

— Серьезнее некуда, — мрачно ответил тот. — Я никого не найду лучше тебя, и я это понял.

— Но я не выиграл миллион за последние сутки, и мне по-прежнему нечего вложить в дело, — напомнил Жан. — Разве что свою голову.

— Сейчас меня это более чем устроит, — Мо опять приложился к бутылке. — Ты даже не представляешь, насколько. Считай, что я посмотрел на ситуацию другими глазами.

Другие глаза Мо, все восемь штук, в беспорядке рассеянные по лицу, блестели в полумраке коробки вакхическим безумием.