Герда Грау - The Right Stuff

Рабочий день ближе к концу тянулся с густотой заваренного клейстера. Климат-система не успевала отражать внешнее нашествие августа, последний штатный всплеск тепла перед осенью, пока аайский солар работал в полную силу. Жара уже всем осточертела, хотя пару-тройку месяцев назад только и разговоров было, что о лете.

— Говорят, желать надо аккуратнее, а то сбудется, — заметил Вайз.

Стюарт развернул и сунул в рот ментоловый леденец в виде спирали на палочке, похожий на модель вселенной. Леденец мерцал неоновой крошкой, язык тут же окрасился фиолетовым, но он этого не заметил. С хрустом отгрыз безымянный рукав галактики и размолол неровными, но крепкими и белыми зубами.

Вайз неприятно усмехнулся.

— Вот ты никогда не думал, что с нами когда-нибудь поступят точно так же?

— Как? — насторожился Стюарт, не дожевав начатое.

— Ну, может наша галактика тоже у кого-то на палочке, а мы как раз в том куске, который ты сожрал, — серьезно пояснил Вайз, вытягивая ноги на рабочую консоль и опуская спинку кресла назад. — Никто не узнает причину, по которой взорвались вдруг все звезды, и погибла целая высокоразвитая цивилизация. А это голодная Выдра ее прикончила, потому что не может сидеть без дела и ничего не точить.

Лицо Стюарта вытянулось.

— Иди ты к черту, — ругнулся он. — Я не виноват, что у меня во время работы мозг постоянно глюкозы требует.

— Не мозг, а жевательный рефлекс, — лениво возразил Вайз, закрыв глаза. — И не глюкозы, а любого харча. Я уже к тебе спиной боюсь поворачиваться в кресле, серьезно. Сниму шлем — а ты мои уши сжевал. Выдры, они хищники.

— Не садись, — огрызнулся Стюарт, одновременно со своей глубокой обидой обсасывая трубочку от леденца, на которой остались крошки сладости. — Вставай на вывод, а я в дрифт.

— Хренушки, моя неделя.

Стюарт подул в леденцовый стержень (был обещан свисток) и разочарованно бросил его в утилизатор. Агрегат рыкнул, следом мигнула лампочка на пульте, сопроводив свет звуковым сигналом. Вайз мгновенно сменил расслабленную позу на рабочую — тридцатисекундная готовность.

— А к чему ты про желания вдруг? — вспомнил Стюарт, включая свои микрофоны. — До рождества еще куча времени, днюха у тебя уже была…

— Да так, — Вайз подкинул шлем вверх, поймал головой и продолженным движением одной руки зафиксировал ремни на подбородке. — Когда распределения ждали, я подумал, круто, наверное, остаться на Аайе и при учебке.

— Накаркал, — хихикнул Стюарт, устраиваясь в кресле акустика. — Вот и смотри теперь на нее днем и ночью.

Он кивнул в сторону панорамного окна, заменявшего одну из стен. За ним как на ладони была учебная территория, включая стадион и бегающих по нему первогодков (все остальные начинали учиться с сентября). «Мальков» можно было узнать по футболкам. Цвет был ярким, между красным и розовым, на зеленой траве, серой беговой дорожке, и даже среди испещренных краской скамеек одинаково хорошо видным. На каждой из футболок красовался символ училища — белый медведь в алом круге. Вайз прекрасно помнил, какой стоял стон, когда им на первом курсе выдали форму.

— Мы что, девчонки? — скандально спросил тогда кто-то, возможно, даже Мартинес, с которым они тогда не были знакомы, и даже числились в разных ротах. — А синих нет?

Синих не было, до конца первого курса все занимались в красном, который по накладным значился «фуксией». Привыкли, и даже само собой как-то разумелось, что это так, а вот со второго курса будет по-другому. Ни разу не пришло в голову спросить, зачем нужен такой цвет, еще меньше догадывались, что за ними сверху наблюдают.

Сигнальная система начала отсчет, вспыхнул огромный, от пола до потолка экран со связкой схем и линий. Точки обозначали датчики, линии — системы коммуникаций, все выглядело разноцветным и праздничным. Если не знать смысла этой расцветки, можно было подумать, что кто-то очень жизнерадостный просто раскрасил схему во все цвета радуги. Но синим обозначалось видеонаблюдение, зеленым — звуковое, розовым — холосеть, а были еще резервное энергоснабжение, радиоточки, маломощная светодиодная сеть, дублирующие друг друга беспроводные системы, магнитно-резонансные датчики, количественно-качественные детекторы, считыватели перемещения, веса и давления, и многое другое, что детализировалось совсем с другим разрешением. После злополучного хэллоуина Головастик клялся, что учебка охвачена тотальной слежкой, но Стюарт первый ему не поверил, считал, что Уоррен чересчур сильно приложил Эндрюса головой об стену.

Идиотами они были, что и говорить.

Громкий писк заглушил его мысли, Стюарт уставился на экран, где Вайз начал движение и засветил первый маяк. Проверка коммуникационных линий училища была делом рутинным, за исправностью датчиков следила одна группа, показатели анализировала другая, оптимизировала сеть — третья. Задачей дрифтеров было отслеживать разномастных чужаков и нейтрализовать их внедрения.

Покосившись на неподвижного напарника, Стюарт полез за шоколадкой, которую оставил в кармане кителя. Китель висел на спинке кресла, и он успел запустить туда руку, краем глаза по привычке смотря на экран, как вдруг ему показалось, что одна из линий задвоилась. Он вернулся на место — нет, все в порядке. Можно было спокойно съесть шоколад до возвращения Вайза, но Стюарт отложил его и подвинул к себе микрофон.

— Кот, ты далеко от семь-восемнадцать-четыре-красная? — спросил он.

На экране ярко вспыхнула и мигнула точка, обозначавшая место нахождения Вайза. Расстояние было большим.

— Видел что-нибудь странное? Вроде «плывуна»?

Вайз подал условный знак, что ничего не видел. Стюарт наложил поверх схемы карту с корпусами, которую теперь знал лучше своей кредитки, припомнил поправки на этот год (добавились несколько новых помещений для персонала) и убедился, что точка находится над музеем дрифта.

Музей начали строить недавно, идея начальника училища полковника Мерла, поддержанная комендантом Аайи. Пока там шли черновые работы, подключения к постоянным коммуникациям не имелось, и «плывуну» там делать было нечего.

Стюарт поднял свое кресло, повис перед верхней частью карты и снова до боли в глазах всмотрелся в схему. Линия продолжала оставаться беспощадно одинарной. На всякий случай он стал проверять себя на знание остальных зданий.

Если смотреть сверху, училище схематично представляло собой две буквы «П». Первая была внутренней: широкая, с короткими боковыми сегментами, трехэтажная: парадно-административный корпус. В нем проходили приемы, вступительные экзамены, выпускные вечера и прочие торжественные мероприятия. Там же были кабинеты администрации, актовый зал с колоннами, занимавший все левое крыло, холл с портретами знаменитых выпускников (его чаще всего снимали для газет), мраморная лестница и высокие окна, выходившие на внутренний парк с дорожками. Парк был отделен от города узорным забором с контрольно-пропускным пунктом, от которого к крыльцу вела красивая дорожка.