Георгий Гамов - Мистер Томпкинс внутри самого себя

— Мне казалось, что вы намереваетесь доказать, что если ваш компьютер и мозг выполняют логические операции, то они оба должны функционировать одинаково. Как иначе они приходят к одному и тому же результату?

— А вот тут ваша логика вас подводит, — улыбнулся математик. — Если вы можете получить некий результат одним способом, то это еще не доказывает, что его нельзя получить другим способом.

Предположим, что рядом с вами падает пущенное кем-то ядро, и вам не терпится узнать, как это было сделано. Поэкспериментировав немного, вы обнаруживаете, что ядро могло быть пущено из катапульты, вроде тех, которыми пользовались древние римляне, и что катапульта — очень подходящее орудие для метания ядер. Но это ничего не дает для решения интересующего вас вопроса о том, каким образом было пущено упавшее рядом с вами ядро, так как ядром скорее всего могли выстрелить из пушки, но оно могло бы сброшено с воздушного шара или доставлено по почте.

Так же само обстоит дело и с арифметическими или логическими операциями. Предположим, что вы хотите умножить 13 на 3. Решить эту задачу можно тремя различными способами. Вы можете отсчитать 13 мраморных шариков, бросить их в коробку и, повторив эту операцию ровно 3 раза, сосчитать, сколько шариков оказалось в коробке. Но вы можете также воспользоваться вашим знанием таблицы умножения и сказать, что трижды три это девять, а трижды один равно трем. Можно также взять логарифмическую линейку, установить начало шкалы на движке против числа 13 на линейке, а волосяную линию на стеклышке против числа 3 на движке и считать число на линейке, с которым совпадает при этом волосяная линия. Во всех трех случаях вы получите один и тот же ответ, хотя методы его получения были весьма различны. Поэтому одно лишь то, что машина дает такое же решение задачи, как и человеческий мозг, очень мало говорит о том, как работает мозг. Он может работать и как работает машина, и совершенно иначе. Один очень известный математик сомневался в том, что человеческий мозг работает в соответствии с нашими представлениями о логике и математике. В одной из своих работ он писал: По сути дела язык — это историческая случайность. Основные языки, на которых говорят люди, следуя традиции, доходят до нас в различных формах, но уже одно то, что их много, свидетельствует о том, что в них нет ничего абсолютного и необходимого. Подобно тому, как древнегреческий язык и санскрит представляют собой исторические факты, а не логическую необходимость, разумно предположить, что логика и математика также представляют собой исторические случайные формы выражения человеческой мысли. И логика, и математика могут иметь существенно различные варианты, т. е. облекаться в формы, отличные от тех, к которым мы привыкли. Природа центральной нервной системы и систем передаваемых по ней сигналов убедительно свидетельствуют об этом ... Возможно, что когда мы говорим о математике, мы используем вторичный язык, построенный на первичном языке, который используется центральной нервной системой».1

А теперь я прошу извинить меня. Мне придется на несколько минут покинуть вас: нужно сходить на склад и взять новые электронные лампы взамен тех, которые перегорели, когда Маниак попытался считать в десятичной системе.

Оставшись один, мистер Томпкинс присел на большой картонный ящик с надписью «Осторожно! Стекло!» (более удобного местечка в комнате не нашлось) и взглянул на Маниака ... Ему вдруг показалось, что компьютер похож на человека гораздо сильнее, чем ему первоначально показалось и мистер Томпкинс ничуть не удивился, когда Маниак вдруг подмигнул ему левым глазом.

— Умный парень, не так ли? — произнес Маниак металлическим голосом, от которого слегка закладывало уши. — Самое смешное, что он абсолютно уверен, будто он мой хозяин и повелитель, а на самом деле он просто мой слуга.

— Никто до сих пор не говорил мне, что вы ко всему прочему умеете еще и говорить! — воскликнул мистер Томпкинс в сильном удивлении.

— Неудивительно, ведь они оба многого не знают. Они считают меня чем-то вроде робота-раба. Но даже теперь, хотя у меня всего лишь 3 000 электронных ламп, я могу во многих отношениях превзойти самого умного человека, у которого в черепе несколько тысяч миллионов нейронов. Вот какой я хороший!

1 Джон фон Нейман. Компьютер и мозг.

«МАНИАК» говорил металлическим голосом, от которого слегка закладывало уши

— Не будете ли вы любезны объяснить мне более подробно, как вы функционируете и в чем заключаются более глубокие связи между вами и человеческим, мозгом? — с интересом спросил мистер Томпкинс. — Может быть, вы торопитесь, и у вас нет времени для объяснений?

— О нет, времени достаточно, — заверил Маниак. — Обычно на складе, куда сейчас отправился мой помощник, царит страшный беспорядок и найти быстро нужные лампы ему заведомо не удастся.

— Простите, а как вам удается работать с перегоревшими лампами? — удивился мистер Томпкинс.

— О, это пустяки, — беспечно ответил Маниак. — Как вам должно быть известно, у знаменитого французского ученого Луи Пастера еще в самом начале его научной карьеры в правом полушарии мозга произошло сильное кровоизлияние. И до конца жизни одна сторона тела у мастера была частично парализована. Как показало посмертное вскрытие, повреждение головного мозга носило столь серьезный характер, что Пастер жил пользуясь практически только половиной своего тела.

Но даже столь сильное повреждение мозга не причинило вреда его умственным способностям и не помешало Пастеру совершить некоторые из его блестящих открытий. Вот если бы от кровоизлияния пострадало левое полушарие или если бы Мастер был левшой, то последствия были бы гораздо более тяжелыми.

— Я не совсем понял, какое отношение кровоизлияние имеет к тому, был ли Пастер левшой или не был, — с удивлением заметил мистер Томпкинс. — Мне всегда казалось, что не так уж важно, какой рукой действует человек, левой или правой.

— Вы заблуждаетесь. В действительности это очень важно, гораздо важнее, чем принято думать, — возразил Маниак. — Дело в том, что хотя оба полушария головного мозга человека одинаково приспособлены к высшей нервной деятельности, ведущую роль играет только одно из них. У животных, стоящих на более низкой ступени развития, например, у кошек или мышей, высшие функции примерно поровну поделены между левой и правой половинами мозга, а у человека высшие функции обычно сосредоточены в одном полушарии, тогда как второе пребывает в более или менее спящем состоянии. Если доминирует левое полушарие, то человек становится «правшой», поскольку, как хорошо известно, нервы, идущие от головного мозга к телу, по пути «перекрещиваются».