Сергей Комаров - Либералия. Взгляд из Вселенной. Потерянный дом

В отношении людей эти границы могут иметь множественную природу, ментальную, традиционно-ценностную, культурною, социальную, экономическую, религиозную и другие. И чем крупнее образование, тем прочнее должны быть его границы, чтобы удержать в себе и сохранить его целостность,подобно тому, как, чем крупнее яйцо птицы, тем толще должна быть его скорлупа.

Так толщина перепелиных яиц может быть 0,2 мм, а страусовых – достигать 6 мм. Они толще в 30 раз. А потому между крупными людскими общественными образованиями всегда образуются границы межгосударственные, наиболее оформленные, концентрированные, а не размытые, и наиболее прочные, насыщенные свободной энергией. Ведь защищаются такие границы всеми государственными ресурсами: от военных и дипломатических, до культурных, политических и экономических.

Почему всё именно так – это более подробный разговор, конечно же, интересный, но он отдельный. «Нельзя объять необъятного», хотя, было бы время и силы, ибо желание есть. Однако то, что наше государство строится на основе сохранения как своей суверенности, так и суверенности народов и этносов, и не выступает в роли крокодила по отношению к входящим в него народам, и не позволяет внешним крокодилам себя съесть, что является основой жизни абсолютно всех природных объектов мира – это факт, и нам нужно гордиться этим и дорожить. Ведь жизнь людей, государств и всего человечества в согласии с природными законами, а не вопреки им, есть основа для её долгосрочного, а, точнее, вечного развития и стабильности.

Каждый человек где-то, да живёт. И это где-то он и называет своим домом. Но живя даже в одной пространственно-временной точке и под одной крышей, в действительности, люди проживают каждый свою жизнь, и каждый в своём доме. Этот дом называется внутренним миром человека.

Когда мы говорим о месте, где мы постоянно проживаем и, даже, где родились, мы не только называем его по-разному, но и мыслим о нём по-разному. Для одних – это берег моря или горы, или лес, или степь, или деревня, или село, или город, для других – это страна, для третьих – родина, для четвёртых – отчизна, а для пятых – это государство. И в этом перечислении, казалось бы, одного и того же смешаны понятия из различных измерений и масштабов нашего бытия, нашего его осознания, качественно различного нашего мировосприятия и мироощущения. В общем, кому что роднее, кто что ощущает, кто в каком своём гуманитарном мифическом пространстве пребывает.

Лично я никогда не жил ни в горах, ни у моря, ни в деревне, ни в городе, ни на родине, ни даже, в доме. В детстве, молодости, да и в зрелом возрасте, я жил в стране, вместе с теми людьми, что меня окружали. В моём воображении она была «широка, глубока, сильна». Пусть я её тут и с Волгой путаю, но разницы не вижу никакой.

У страны моей не было никакого особого отличительного признака, ни национального, ни по её внутреннему устройству, ни по качеству жизни. Я даже не слышал ничего о каком-то там качестве, которое и появилось, в первый раз, когда в ней объявили «пятилетку качества», вместе с введением «знака качества», и во второй, когда страна в начале 90-х в корне изменилась. Но именно тогда, ещё до всякого качества, мне было в ней хорошо, а это больше, чем какое-то качество.

Называлась страна СССР – Союзом Советских Социалистическим Республик, чем она и была в действительности. И хотя за аббревиатурой СССР стояли многозначащие для кого-то слова, но для меня они не значили ровным счётом ничего – СССР, так пусть и будет СССР. Конечно, учась в школе и в институте, я проходил и историю, и обществоведение, и политэкономию, и литературу, и другие общественные науки, которые, казалось бы, должны были как-то меня образовать в отношении формирования моих ценностных приоритетов, но этого не произошло, и они не изменили во мне ощущения моего дома. Я так и остался жить в стране СССР. И как я теперь это понимаю уже не сердцем, а мозгами, именно это и была нормальная человеческая жизнь.

Я жил в той моей стране счастливо и беззаботно, как тот же Маугли жил когда-то в своих джунглях, среди таких же, как и он зверей, его Акел, Балу, Багир и Шарханов, кроме которых он ничего и не видел, и ничего другого не хотел, пока…

Да-да, то самое пока, он ни увидел, что кроме зверей, есть ещё и люди, на чём звериная жизнь Маугли и завершилась, а вместе с ней из нашей человеческой жизни исчез и сам Маугли, как в человеческой массе обычно и исчезают подавляющее число людей. Но в отличии от Маугли, я увидел, что есть не только люди со своими достоинствами и недостатками, но и нелюди, которые засеяли своими бесчеловечными спорами ту самую мою страну, что и дала мне полнокровную жизнь так называемого совка, и заразили её ими, если ни убили, на чём моя жизнь в ней и завершилась.

Совершилось это в конце 80-х – начале 90-х, когда страна моя – СССР, заболела смертельной болезнью, от чего страдали и её жители, и когда на нас нахлынула волна ожиданий перемен к лучшему, к её выздоровлению, что не могло не взволновать и не встревожить любого её жителя, подобного мне, как и любого живого организма. «А вдруг вскоре станет лучше, а потом ещё лучше и, даже совсем хорошо».

Но после подъёма волна, как волнам и полагается, рухнула с большой высоты ожиданий в глубокую впадину ощущений безнадёжности и обречённости жизни. И произошло это, когда я, как и многие мои соотечественники – граждане моей страны, поняли, что мы влипли в откровенное и безвылазное хотя и гуманитарное, но совсем и не гуманное, дерьмо.

Всё смешалось в моём сознании, всё изменилось настолько, что я вообще утратил ощущения, где я жил раньше, и где я, хоть и не живу, но, всё же, пребываю в текущий момент времени. А после того, как мне пришлось вступить в борьбу за выживание института, где я работал, и переквалифицироваться из технаря в гуманитария – в так называемого юриста, ибо нанять профессионального юриста институту, что уже дышал на ладан, а по-простому, издыхал, было не по карману, моя родная страна, в которой было «много лесов, полей и рек» и, конечно же, «балет», без которого это была бы ни та страна, куда-то исчезла, а вместо неё в голове проступил образ трудновообразимого жизнеподобного монстра под названием государство. Ведь эта, так называемая, юриспруденция, расчленяющая живую страну, целостный живой организм на мелкие составляющие её отдельные жизней, подобно тому, как расчленяет тело на отдельные органы в своём сознании врач, превращает живых людей, предприятия, организации и государственные органы управления страной, в неживые физические и юридические лица, а живую, а оттого и родную страну – в государственную машину, в так называемую систему, что в понимании красноречивых интеллектуалов, означало душегубку.