Виктор Смирнов - Гражданственность и гражданское общество

Столь длинный пересказ мыслей П. Сорокина предложен не только потому, что в них заложен серьезный содержательный анализ. В них заключен глубокий методологический смысл, не позволяющий безапелляционно гипостазировать то или иное положение, мысль, идею о предполагаемых факторах, влияющих на порядок в обществе, выработанных в одной культуре (западной) в качестве абсолютной и единственно верной для всех остальных.

В этом плане задача социолога — не только указать на факторы, но и показать неоднозначный характер их влияния на порядок и стабильность в обществе.

Проанализируем такой показатель социального порядка, как управляемость в обществе. Мы утверждаем, что управляемость в обществе в одной культуре может выступать в качестве основы порядка, а в другой — беспорядка. И это касается всех остальных так называемых факторов (или показателей) порядка в обществе: согласованности ожиданий народа и власти, отсутствия социальной напряженности, повышения уровня благосостояния и др.

Для пояснения данной мысли зададимся вопросом: «Всегда ли управляемость обществом со стороны властей является благом для общества?» Оказывается, что не всегда. Возьмем США XIX в., где действия властей и народа отличались рассогласованностью, а общество с точки зрения федеральных властей было абсолютно неуправляемым. Власть, как отмечает З. Бауман, именно противоположную сторону хочет видеть более «упорядоченной» и предсказуемой, лишить ее элементов случайности и неожиданности, оставляя за собой право действовать по собственному разумению [18, с. 43]. Власти Соединенных Штатов, как любые другие, были заинтересованы в четких правилах общежития, в простых формах взаимодействия, в установлении строгих государственных границ, в отсутствии конфликтов и войн. А американское общество, находящееся в тот период в пике социальной активности, напротив, объективно было настроено на экспансию, расширение территорий, войны, конфликты, на то, что с точки зрения власти являлось хаосом и беспорядком. Молодой американский социум сам втягивал правительство в так называемый беспорядок: в мексиканскую войну, которая правительству была не нужна, в войну с индейцами и всеми, кто стоял на пути американцев в создании нового мощного государства. И какие только преграды законодательно ни ставило правительство США, социум делал то, что объективно было ему на пользу. Только когда американский народ «успокоился», создав сильную Америку, а правительство навело «порядок», по существу пришел конец инициативной Америке, успокоенной и ограниченной порядком. Америка как социальная система стала функционировать четче, в соответствии с порядком, но как целое, социум она стала намного слабее, чем в XIX в.

События со стихийным бедствием в Новом Орлеане показали, что «хорошо управляемый» штат по существу оказался совершенно беспомощным социальным организмом, легко впадающим в хаос в любой нестандартной ситуации. Из этого можно сделать вывод, что управляемость обществом не есть всегда «хорошо», а если хорошо, то лишь в определенные периоды развития социума.

Не менее показательна история первых столетий Московского государства. Несмотря на то что в первой половине XVII в. внешнеполитическая обстановка не благоприятствовала войне с Турцией, русские казаки в 1637 г. самочинно берут Азов и тем самым ставят московский двор в ситуацию, когда Москве приходится либо воевать, либо объявлять казаков разбойниками. Дело с трудом удалось замять, не ввязываясь в полномасштабную конфронтацию с Диваном Великой Порты. Подобная ситуация сложилась во второй половине XVII в., когда у российской власти появилась возможность для присоединения к России прибалтийских земель и выхода к Балтике. Войну со Швецией можно было вести в союзе или, как минимум, при благоприятном нейтралитете Речи Посполитой. Однако в связи с обращением Б. Хмельницкого в 1654 г. о принятии Украины в московское подданство Москва вынуждена была дать положительный ответ, что, в свою очередь, вызвало войну с Польшей. Как результат, силы России на балтийском направлении оказались недостаточными, и выйти к Балтике не удалось.

Такое развитие событий прекрасно осознавалось в Москве, и хотя правительство без энтузиазма шло на присоединение Украины, тем не менее было вынуждено прислушаться к общественному мнению населения, выразившемуся в решении Земского собора. Не менее доказательным примером служит завоевание Сибири Ермаком. Царское правительство вовсе не предполагало такого деяния казаков и лишь постфактум занялось оформлением новых реалий.

Вообще в истории Московского государства можно найти много примеров, когда народ в лице казачества, самодеятельных служивых или иных людей совершал внешнеполитические действия и тем самым принуждал государственную власть к реализации народной воли.

Власть и порядок, власть и народ… Насколько правитель независим от управляемых, от норм, ценностей и идеалов легитимных и тех, которые существуют лишь постольку, поскольку принимаются и признаются управляемыми? Насколько власть самостоятельна в своих действиях? Возьмем, к примеру, властвование царя Иоанна (IV) Васильевича Грозного — личности в истории России значимой и знаковой. Для современников и потомков имя этого царя стало символом самовластия и волюнтаризма. Поэтому в контексте рассмотрения вопроса о самостоятельности власти будет полезен краткий исторический экскурс в эпоху его правления.

Обыденная и зачастую художественная трактовка событий данного периода, а особенно взаимоотношений власти в лице царя и общества, свидетельствует о крайней степени антиисторизма в понимании социального порядка и правил общежития той эпохи. Так, настойчиво распространяется интерпретация русской истории как череды постоянной смены власти и установления очередного этапа безвластия, хаоса и беспорядка, ведущего к тирании и развалу страны. При этом забывается, что в реальной жизни власть — это фокус устремлений множества людей. Поэтому, чтобы говорить о власти Ивана Грозного, необходимо понять, фокусом интересов каких социальных групп он являлся, какую историческую задачу выполнял. А понять это можно, только рассматривая фигуру царя на фоне широкого историкокультурного полотна. И только в таком контексте уместен внимательный взгляд на личность самого Ивана, поскольку именно так он может быть хоть в какой-то степени понятен.

К сожалению, отечественные обществоведы (а за ними и политики, и люди искусства, в частности из области кинематографа) ограничены рамками устойчивой традиции, объявляющей Грозного иррациональным злодеем, психопатом по душевным свойствам, не более. Можно было бы назвать эту традицию западнической, но ее в полной мере поддерживала и русская историческая наука XIX в. Узловым моментом ее является иррациональность злодейства всех русских властителей, в том числе и Грозного царя. И хотя у нас сейчас серьезные историки часто и справедливо пишут, что террор Грозного ни в какое сравнение не шел с террором его западных коронованных современников ни по численности жертв, ни по жестокости, почему-то именно Грозный выставлен чудищем всех времен и народов, а вовсе не Карл IX или Генрих VIII. При этом такое поведение объясняется именно бессмысленностью царского поведения. Де и Карл, и Генрих, и испанский король, все они, конечно, подданных душили, душили… но ради прогресса, а Грозный был попросту психопатом и душил без всякой разумной цели.