Джон Брокман - Эта идея должна умереть. Научные теории, которые блокируют прогресс

Остерегайтесь самонадеянности! Не отказывайтесь ни от каких идей! Великая и богатая научная традиция должна ценить все, что у нее есть. Истина – не единственное мерило. Можно быть неправым и помочь другим найти истину. Некоторые ошибаются, но делают это гениально. Ошибки некоторых помогают совершенствовать научный метод. Заблуждения других помогают основывать новые научные направления. Аристотель интересовался всеми отраслями знаний человека и во многом был неправ. Но он создал зоологию – и это уже бесценно. Вы бы отказались от этой идеи?

Никому не известно, где пригодится одна из старых идей. Однажды она может помочь увидеть перспективу, которую сегодня невозможно вообразить. И этого может не произойти, если выбросить ее сейчас. Даже Дарвин в начале XX века был в некотором пренебрежении, до появления синтетической теории эволюции. Работе «О выражении эмоций» потребовалось больше времени, чтобы актуализироваться. Уильям Джеймс тоже был забыт – как и вся психология, как только сознание перестало быть ее объектом. Обратите внимание на возрожденное наследие Томаса Байеса и Адама Смита (особенно на «Теорию нравственных чувств»). Возможно, нам следует еще раз приглядеться к давно заброшенному Декарту. Эпигенетика может еще обратиться к ламаркизму. И Фрейд еще способен рассказать нам кое-что о бессознательном.

Любое серьезное и систематическое осмысление мира заслуживает сохранения. Нам нужно помнить, как мы оказались там, где мы есть. И нам бы не хотелось, чтобы прогресс отбросил назад нас самих. Наука должна обращаться к уже написанному, сохранять живость истории, поощряя изобретательность и упорство. Мы не откажемся от Шекспира. Не должны отказываться и от Фрэнсиса Бэкона.

Ученый-когнитивист, Университет Нью-Йорка. Автор книги Guitar Zero: The New Musician and the Science of Learning («Гитара с нуля: новый музыкант и наука обучения»).

Нет, я не призываю буквально перестать верить в пользу Больших данных или перестать накапливать их. Но нам нужно прекратить думать, что Большие данные творят чудеса. Большой объем тщательно собранной информации будет полезен в любой сфере. Но многие люди, даже ученые, полагаются на данные больше, чем следовало бы. Иногда кажется, что половина всех разговоров о понимании науки сегодня, от физики до нейронаук, вращается вокруг Больших данных и связанных с ними инструментов, таких как «понижение размерности», «нейронная сеть», «алгоритмы машинного обучения» и «визуализация информации».

Несомненно, Большие данные – главная фишка настоящего момента. За 39 минут до того, как я сел писать эту статью, сервис Google News (управляемый Большими данными) сообщил, что Гордон Мур (в честь которого назван закон Мура)«внес большой вклад в Большие данные» ( Gave Big to Big Data ). Массачусетский технологический институт запустил онлайн-курс по Большим данным (44 минуты назад), Большие Данные были признаны Стратегией года для бизнесов. За несколько часов до этого в журнале Forbes вышла статья о Больших данных. На запрос «большие+данные+наука» выдается 163000 ссылок.

Но наука все еще периодически возвращается, на фундаментальном уровне, к поиску законов, которые описывают нашу Вселенную. А в чем Большие данные не слишком преуспели, так это в формулировании законов. Большие данные превосходно выявляют корреляции. Чем больше ваш набор данных, тем с большей вероятностью будут выявлены взаимосвязи, даже сложные, включающие множество переменных. Но корреляции никогда не выявляли причин и никогда не смогут этого сделать. Все данные со всего мира сами по себе не скажут вам, вызывает ли курение рак легких. Чтобы действительно понять взаимосвязь между курением и раком, вам нужно провести эксперименты и понять, как работают канцерогены, как происходит онкогенез и репликация ДНК. Ежегодное внесение данных каждого курильщика и некурящего на планете в базу данных с описанием всех подробностей их курения, места проживания, продолжительности жизни и причин смерти, вне зависимости от занимаемых этой информацией терабайт, не поможет в понимании сложного биологического процесса, лежащего в основе заболевания.

И если меня слегка тревожит то, как сильно полагается на Большие данные мир бизнеса, то гораздо больше меня волнует, что ученые делают то же самое. Некоторые направления неврологии опираются на убежденность в том, что ответы придут сами – надо просто собрать достаточно данных.

Этого не произойдет. Если у нас есть сильная гипотеза, ее можно протестировать при помощи Больших данных. Но не Большие данные должны быть нашим исходным пунктом. К ним нужно обращаться лишь тогда, когда мы уже понимаем, что именно надо искать.

Археолог, журналист. Автор книги Artifacts: An Archaeologist’s Year in Silicon Valley («Артефакты: год археолога в Кремниевой долине»).

Раскопки в поисках прошлого вышли из моды. Собиратели сегодняшнего дня – это диджерати [64]. Закон стратиграфии был хорош для археологии и как практическое средство, и как концепция – вертикальный срез раскопа демонстрировал хронологические слои, которые можно было читать как книгу перемен. Точность ассоциировалась со спуском вниз и возвращением наверх; поведение человека изучалось геологическими методами. Викторианцы начали раскапывать захоронения в глубинах холмов-городищ и увозили древности домой в качестве сувениров.

Затем археологи назвали это наукой, и с помощью тех же лопат и ведер, что и могильщики, зарылись еще на шесть футов глубже, и привнесли в эти раскопки точность. И туннели, которые Шлиман в XIX веке вел в поисках троянского золота через слои скучной – как ему казалось – доисторической эпохи, были в каком-то роде прелюдией к тому, что мы имеем теперь: открытому доступу к накопленному прошлому.

Мы можем сортировать прошедшие события. Проблема часовых поясов осталась позади. Блоги несут шквал информации, новой на день ее появления. Архивные фотографии и моментальные селфи плывут в информационном потоке бок о бок. Полузабытая новость путешествует по интернету, и каждый новый читатель считает ее свежей.

Так что такое сегодня полевая работа? Взгляните на (как бы) новую область современной археологии, «землекопы» которой вгрызаются в антропологическое знание. Эти «археологи» поднимают и перемещают слои вечно растущих изменений, смешивая воедино прошлое и настоящее. Такие раскопки рук не пачкают, но все, что найдено, потерять уже невозможно.

Профессор астрономии Гарвардского университета; директор гарвардского Центра по изучению истоков жизни. Автор книги The Life of Super-Earths («Жизнь суперземель»).